Остаток дня можно было бы назвать довольно приятным – у меня просто гора свалилась с плеч, – если бы не записка, необычная, чрезвычайно тревожного содержания, которую я получил от Раффлса поздно вечером. Он был человеком, который часто отправлял телеграммы, но редко писал письма. Иногда, однако, он мог черкнуть несколько строк, отправив их со специальным посыльным. И прошлой ночью, очевидно находясь еще в поезде, он нацарапал эту записку, бросив ее в почтовый ящик на станции в Кру[61]
:Берегись принца профессоров! Он был на взморье, когда я уезжал. Если хоть что-то тебя встревожит насчет банка – сразу же забирай и держи в своей квартире.
Твой добрый друг,
P. S. Есть и другие причины, о которых ты услышишь.
Какое чудесное пожелание доброй ночи для и без того озадаченного разума! В кошельке у меня тяжело, на душе – легко, и я уже собирался провести отличный вечер, но это таинственное предупреждение испортило весь его остаток. Оно пришло с поздним почтальоном, так что я пожалел, что не оставил его в ящике на всю ночь. Что вообще оно означало? И что именно я должен делать? Утром эти вопросы поглотили мои мысли с новой силой.
Новости о Кроушее меня не удивили. Было вполне очевидно, что Раффлс имел причину, чтобы ожидать его появления еще перед своим отъездом, до того, как он опять увидел мерзавца вживую. Возможно, мерзавец и отъезд были связаны в гораздо большей степени, чем я полагал до этого. Раффлс никогда не говорил мне всего, что знал. Впрочем, фактом было то, что я надежно спрятал награбленное Раффлсом в своем банке. И это успокаивало, поскольку Кроушей не мог проследить за сундуком до банка. Я был уверен, что он не ехал за моим кэбом: поездка была настолько нервной, что я кожей бы почувствовал, что он меня преследует. Мне пришел на ум приятель швейцара, помогавший с сундуком. Нет, я помнил его, как помнил и Кроушея, и они были слишком разными.
О том, чтобы увезти сундук из банка на крыше еще одного кэба без более серьезного предлога и дальнейших инструкций, на тот момент не могло быть и речи. Однако я часами не мог выбросить из головы мысль об этом. Я всегда стремился сделать для Раффлса все, что было в моих силах, ведь он делал для меня еще больше, причем не один и не два раза, не сегодня или вчера, а вновь и вновь, причем с самого начала. То, какие очевидные неудобства доставляла мне необходимость лично хранить его треклятый сундук, не нуждается в отдельном описании. И все же он рисковал ради меня гораздо больше, и мне хотелось показать ему, что он может положиться на преданность, которая была ничуть не меньше его собственной.
Столкнувшись с этой дилеммой, я поступил так, как часто поступал в отсутствие ясного решения. Мне вряд ли полез бы кусок в горло, потому я направился в расположенные на Нортумберлендской авеню турецкие бани. Ничто так не очищало тело и разум, и ничто так не обостряло мышление. Даже Раффлс, человек без унций жира и обладатель железных нервов, находил таким образом умиротворение тогда, когда не мог найти его другими путями. Для меня же удовольствие начиналось еще до того, как я снимал обувь: приглушенные шаги, тихий шум фонтана, даже бесформенные фигуры на диванах, закутавшиеся в простыни, – сама эта чистая, теплая, праздная атмосфера была утешением для моей довольно бесхитростной души. Полчаса в парной давали моему телу благословенную вялость, а разуму позволяли воспарить ввысь. И все же… И все же именно в самой жаркой из парных, где температура достигала 270 градусов по Фаренгейту[62]
, меня стрелой поразила статья в «Пэлл-Мэлл газетт», купленной мною по дороге в бани.Я переворачивал горячие шуршащие страницы, положительно наслаждаясь тем огненным горнилом, в котором очутился, когда мой взгляд упал на передовицу, от которой вместе с озаглавленной статьей у меня просто перехватило дыхание:
«ГРАБИТЕЛИ БАНКОВ В ВЕСТ-ЭНДЕ:
ДЕРЗКОЕ И ТАИНСТВЕННОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ
Смелая кража и трусливое нападение были совершены в здании Городского и пригородного банка на Слоун-стрит, Вест-Энд. Согласно доступной на данный момент информации, ограбление, по всей вероятности, было тщательно спланировано и ловко исполнено сегодня ночью. Ночной сторож по фамилии Фосетт утверждает, что между часом и двумя часами ночи он услышал какой-то шум, доносившийся из нижнего хранилища, использующегося для хранения серебра и прочего имущества клиентов банка. Спускаясь вниз с целью проверить, что это был за шум, он был внезапно атакован огромным бандитом, сумевшим повалить его на землю до того, как сторож успел поднять тревогу.