Райские птички

— Привет! — Роберт подсел с другого бока.

Он победно улыбался, а широкое лицо с бледной кожей и яркими губами так и лучилось самодовольством.

— Привет! Я так и не поняла — ты то забрал свои результаты?

— Я? Да! Смотри, Хорёк готов вещать.

Подмигнув, он игриво толкнул её в бок.

— Дорогие друзья! Прошу внимания, прошу внимания! — Хорек пытался утихомирить разыгравшуюся молодёжь. Костры под темнеющим небом, мягкий песок и вечерняя свежесть настроили отоспавшихся в сиесту парней и девчат на веселье, песни и танцы.

— Ти–хо! — разнёсся сильный голос Мэйли, — ребята, Марк приготовил важное сообщение!

Её слова заставили всех умолкнуть, и в наступившей тишине Марк Фреттхен торжественно объявил:

— По результатам тестов на совместимость у нас образовалась новая счастливая пара! Вилина Харрисон и Роберт Хатчинсон! Ура! Поздравим их, друзья!

Пляж откликнулся радостным гулом и аплодисментами.

— По–з–дра–вля-ем!

— Жених, поцелуйте невесту! — тонкий голос Хорька перекрывал шум и вонзался иглами в барабанные перепонки.

Вилину оторвало от земли, прижало крепко–крепко к твёрдому телу Роберта, а губы сковало солёным и влажным поцелуем.

— По–з–дра–вляем! — неслось со всех сторон. В небе словно ударил гонг — звонко и гулко — и всё вокруг окрасилось в кроваво–красный цвет.

— Салют! Вилина, смотри, это салют! В нашу честь!

Возбужденное лицо Роберта меняло окраску вместе с соцветиями звёзд, взрывающими ночную тьму.

Вилине стало не по себе. Она оглянулась на Джереми, но его уже не было. Только на сыром песке виднелось нарисованное сердечко, пронзённое стрелой.

Глава 3

Хайли не соврал. Хорёк вырядился, как на свадьбу — в костюме и при галстуке.

— А, Джереми! Присаживайся, дружок, — кивнул он на пустой стул посередине кабинета.

Джереми сел и уставился на Фреттхена. На незнакомца рядом с ним он даже не сразу обратил внимание. Тот сидел тихо, спрятав руки под стол, словно всем своим видом желал сказать: я здесь не главный, так, наблюдаю. Перед ним лежала закрытая картонная папка, с надписью «Happy Birds».

— Профессор Верхаен из института прикладной психологии, — представил его Хорёк.

Щеки и лоб в пигментных пятнах. Веки тяжелые, как у рептилии. Внимательный прищур. Верхаен казался старым, такого старого человека Джереми еще не видел. Вернее, в поселке имелся один немолодой работник — он накрывал столы для совместных обедов и разносил еду — но у того шевелюра была темной, со щепоткой соли, а у профессора серебрилась, точно в степи ковыль.

— Добрый день, господин Верховен, — вежливо поздоровался Джереми.

— Верхаен, — с улыбкой поправил Хорёк.

Джереми покраснел, но не потому, что устыдился оговорки. Его смутило давнее воспоминание, такое же причудливое, как дары океана. Странное дежавю, вызванное видом старого человека. Он — совсем маленький, с короткими пальчиками и пухлыми ладошками. Лежит на спине и держит в руках чьи–то волосы. Пряди черные, пряди седые… Вьются перед глазами, обдавая ароматом шампуня, гладкие и прохладные, как струйки воды. Джереми пропускает их между пальцами. Это нечто вроде игры: отделить черные волосы от седых. Пусть одна половина будет старая, а другая — молодая. Когда это происходило? Где? Во сне, может быть? Нет, сны — не такие. Они не пахнут, не холодят рук.

— Ну что, Джереми, — начал Фреттхен, а Верхаен подвинул к себе папку и раскрыл её. Показался лист, расчерченный в виде таблицы. Профессор нацелился в него карандашом, — расскажи нам, о чем ты мечтаешь.

— Мечтаю?

— Ну, да. Вот, учителя о тебе пишут, что сидишь на уроках и всё о чем–то думаешь, не слушаешь материал. И даже на переменах весь в себе, а не болтаешь с друзьями.

— Да шумно в классе, не поговорить нормально.

— Это понятно. Шумно. В шуме — жизнь, не правда ли? В музыке, в смехе, в разговорах… Ты со мной согласен, дружок? Только смерть приходит на тихих лапах. Так о чем ты думаешь? Тебя что–то беспокоит?

Джереми посмотрел в левый верхний угол, где паук–рукодельник оплетал крылатую бедолагу смертоносным кружевом. Потом перевёл взгляд в правый угол, где из подвешенного кашпо сиреневым водопадом низвергалась традесканция. Ни тут, ни там он не нашел подсказки.

— Ну, как. О чем думаю? О том, например, что музыка — это классно, если только её не слишком много.

Верхаен сделал пометку в таблице.

— Не любишь музыку? — продолжал допытываться Фреттхен. — А говорят, у тебя талант. На занятиях по сольфеджио ты — лучший. Мелодии схватываешь на лету.

Джереми пожал плечами.

— Я люблю креветки, но не могу есть их ведрами. Уж лучше я совсем не стану есть креветок.

— А ты не дурак, — сказал Фреттхен.

Это прозвучало с ноткой разочарования, так, будто Хорёк непременно хотел, чтобы Джереми был дураком.

Ещё одна галочка спланировала на разграфленный листок.

— Молодой человек, — проговорил вдруг Верхаен. Голос у него оказался скрипучим, с оттенком превосходства, — а скажите, вам нравится в Эколе?

— Мне не с чем сравнивать. Я здесь родился и не знаю других мест.