В первый день мои вены бунтовали и не позволяли ставить никакие капельницы, надувались и краснели, поэтому на следующий день решено было установить катетер. Так как последняя установка катетера закончилась пневмотораксом, решено было в этот раз решать проблему в кабинете с тремя проекциями, где у врача в качестве помощи были приборы для проведения УЗИ и рентгена. Я не знаю, с чем именно это было связано, но установить катетер не получилось. В течение часа врач ставил иголки мне в ключицу и шею, было больно, и кровь из вен фонтанировала, но больше никакого результата не наблюдалось. Он звонил другим врачам:
Помощь второго врача оказалась так же бесполезна, катетер ставиться не хотел категорически, а у меня уже зуб на зуб не попадал от напряжения. Эта процедура считается операцией, которую проводят под местным наркозом, и видеть, как из твоей шеи бьет кровь ключом, не самое приятное зрелище.
Если бы я знала, что был такой вариант, то попросила о нем в первые пятнадцать минут операции. Выйдя из кабинета, я увидела на телефоне пропущенный вызов от своего лечащего врача:
Меня сразу же отправили на очередные капельницы в реанимацию, все боялись повторного пневмоторакса, но меня больше пугала гематома на шее, которая образовалась за тот час мучений.
Мне сделали еще УЗИ, чтобы определить, не растет ли моя гематома на шее. В тот день меня посадили на внутривенное питание – круглосуточные капельницы еды, глюкозы и, кажется, кальция. От них тошнило и было в разы хуже, чем от химиотерапии. Три дня без еды сложно пережить психологически, но потом начинаешь привыкать.
С того дня меня начали называть в отделении «девочка-приключение».
Однажды в коридоре больницы маму поймал мой научный руководитель (он назначил мне лечащего врача):
Я была одним из тех пациентов, у которых кочка на кочке.
Потом еще много раз я слышала от своих врачей что-то вроде: «Я ухожу на выходные, прошу, будь аккуратна! Чтобы без сюрпризов!» Я была одним из тех пациентов, у которых кочка на кочке.