Ранее известная как Америка

Я мог бы сказать, что уже слышал от мамы истории о Голоде – или, точнее, о Пяти месяцах холодов, которые ему предшествовали. За несколько лет до моего рождения, во время восстания андроидов, которое охватило Кремниевую долину, Техас прекратил поставки нефти в те страны, которые не захотели оказать Настоящим друзьям© с севера помощь в подавлении восстания[108]. Тогда на всем восточном побережье выдалась суровая зима, и не менее жестокая зима стояла на равнинах – это было за два года до Ноевых ураганов, но, по сравнению с тем, что нас ожидало в будущем, это было лишь каплей в море, и все же холода в тот год побили все рекорды на сервере. Федеральной Корпорации едва хватало нефтепродуктов, чтобы закрутить гайки. С декабря по апрель замерзло триста тысяч человек, и это только по официальным подсчетам[109].

– Дело в том, что нет более преданного техасца, чем я. Но давай начистоту: ты всего лишь муравей, да и я тоже. Все это не наши войны. Мы – те, кому приходится жить в этом навозе. – Берни вставила в трубку картридж со свежаком и зажгла ее. – Ты раньше бывал в Техасе?

Я прижал банку со сладким чаем к шее. Кусочек тающего льда соскользнул вниз, коснувшись моей спины.

– До прошлой недели я даже никогда не покидал Кранч 407, – признался я.

– Ну, тогда просто держи свои зенки открытыми. Сейчас ты в стране свободы. Некоторые из больших мальчиков не слишком жалуют чужестранцев.

– Где именно мы находимся? – спросил я.

– Раньше это место называлось Пампа, – ответила она, – пока корейцы[110] не выкупили тюрьму, чтобы разместить здесь один из своих заводов. Теперь это Пампа-Чучхе максимум, и десятая часть аккумуляторов в отечественных плазмах выпускается на этом самом тюремном дворе. Двадцать седьмая по величине тюрьма в этой стране.

Я не мог себе представить, как тут вообще могло быть двадцать шесть тюремных городов, больших, чем тот, который я видел на закате, и я ей так и сказал.

– Мой милый, – сказала она, – разве ты не слышал, что в Техасе все гораздо больше? – Она открыла свою банку со сладким чаем. – Будем.

Я знал, что нам пора выдвигаться. И все же после того как мы провели какое-то время в Подземке, было приятно находиться в этом патио, наблюдая за вереницей фанерных ночлежек и развалин Прежнего мира, доходящей до сверкающих тюремных двориков с их дымовыми трубами и угольными бункерами. Барнаби обнюхивал какие-то кактусы, пробивающиеся через ступени, а Рамми держалась в тени, пока Малыш Тим и Берни болтали о друзьях, которых они когда-то знали, о стычках вдоль границы с Колорадо и возможности войны с Новым Королевством Юта за струйку воды из Стран бассейна.

Затем Берни неожиданно села. Поднявшись со своего места, она медленно потянулась за винтовкой.

– В чем дело? – спросил я.

Она резко на меня зашикала.

– Это одна из тех тварей, о которых я тебе говорила. – Она искоса посмотрела во двор. – Дикие псы.

Между обветшалыми ночлежками, сминая опаленную траву, пробирался какой-то мужчина. Порой он наклонялся, чтобы что-то поднять. Он разговаривал сам с собой. Через разделяющее нас расстояние до моего слуха долетали обрывки речи: «Никогда. Безнадега. Наказание».

Берни приставила винтовку к плечу.

– Мы начали замечать их несколько недель назад, они были настолько обдолбанными, что не поверишь. – Она не двигалась, даже не моргала, просто стояла на месте, прицеливаясь одним глазом. – Мы называем их дикими псами, потому что они сходят с ума. Они, как животные, исходят пеной и плюются, к тому же они опасны.

«Прыг-Скок». Должно было, это он. Несмотря на то, что температура была, по ощущениям, выше ста градусов, меня бил озноб.

– Черт побери. – Берни харкнула на крыльцо комок зеленой слюны. – У этого пса есть пистолет.

Теперь он оказался достаточно близко, чтобы я мог рассмотреть, как он выглядит. Я никогда не видел такого лица – как у трупа, выкопанного из земли. Когда он поднял руки, стала заметна выпуклость, скрывающая револьвер у него за поясом.

– Ладно. – Барнаби вскочил на ноги. – Похоже, у вас все под контролем. Думаю, я просто ненадолго загляну внутрь, спрячусь от надоедливых мух. – Он начал отступать к двери. – Кому-нибудь что-нибудь нужно? Нет? Здорово.

Но когда он обернулся, то запустил в воздух пустую банку из-под пива прямо с того места, где она стояла. Банка отскочила от крыльца и приземлилась в грязь. Берни застонала, Барнаби захныкал, Рамми сказала: «О, нет!», а Малыш Тим воскликнул: «Что… о, нет!». А я просто потерял дар речи.

Потому что этот парень повернулся и уставился прямо на меня.

Могу поклясться, его глаза были в три раза больше нормального размера, и они были черными, совсем как у Билли Лу Роупса, а еще – мутными и липко-черными, черными, словно наползающие друг на друга тени. Глядя в его глаза, я чувствовал себя так, словно проснулся посреди ночи, смертельно слабый и больной, и понял, что я последний человек на Земле.

На секунду он замер, и мы тоже замерли.

– Ты иди, иди, – сказала ему Берни. Ее голос был спокоен. – Тебе здесь не рады.