Следует признать, что аферисты усиленно боролись за свои маршруты, и им приходилось продолжать за них бороться – между ними всегда была конкурентная борьба, всегда была свежая кровь, что ждала своего часа. Но я не мог поверить, что кто-то на побережье с нетерпением ждал появления Малыша Тима с пустой банкой из-под Готовых бобов™. С тех пор, как я его встретил, я ни разу не видел, чтобы он продал хоть какую-то хрень.
– Говорю тебе, – ответил он, – у меня есть наводка, где можно поймать большой улов.
– Ты имеешь в виду банк семян? – Я вздохнул. – Ты же знаешь, что его не существует, верно? Ты же знаешь, что все это лишь пустые разговоры?
Малыш Тим только покачал головой и улыбнулся.
– Нужно верить, Траки. Иначе какой смысл вообще что-то делать?
– Ты мне скажи, – ответил я. – Ты же у нас гений. – Конечно, это был удар ниже пояса, но пытаться говорить с ним было все равно что пытаться найти золото в жопе у светлячка[111]
.Поезд тащился мимо ночлежек, заброшенных после распада США или расселенных по огромным тюрьмам Сан-Антонио, в которых содержалась в заключении четверть населения Техаса. Мы ехали вдоль трущоб, растянувшихся на мили и примыкавших к каждому тюремному городку общего или строгого режима, где в барах для стрелков девушки на высоких каблуках и в ковбойских шляпах занимались сводничеством, где каждый терминал оплаты был облеплен знаками, запрещающими андроидам пользоваться зарядными станциями и местами общего пользования, а заборы из колючей проволоки отбрасывали лунный свет на средства их устрашения. Дорога, пролегающая через пустыню, указывала путь к одному из охотничьих угодий, где преступники гибли от рук вооруженных богачей.
Малыш Тим указал на дорогу до исправительной колонии Южного Лаббока, где он, угодив под нож хирурга, потерял половину своих мозгов. На этот раз он не улыбался.
В промежутках между ощетинившимися тюремными городками говорящие рекламные щиты кричали о Праве на жизнь, а гигантские проекции дополненной реальности обвиняли андроидное население во всем: от отсутствия рабочих мест до роста преступности (одна из них даже предупреждала о заговоре роботов с целью поработить людей или же использовать их в качестве источника продовольствия, даже при том, что роботы не нуждаются в пище). Химические пищевые комбинаты и русские православные церкви размером с разрастающиеся города усеивали горизонт. Там были арены для езды на быках и вытяжки размером с двигатели ракет, что рассеивали химический аромат барбекю; там был высоченный голографический Иисус, громогласно изрекающий слова предостережения в пустоту стрелковых полигонов, где грохотали выстрелы; там были пустынные кустарники и мерцающий жар, а в отдалении толпились нефтяные вышки, напоминавшие тощих зэков, что шли на собственную казнь.
Я не мог поверить, что здесь было так много пространства и что по прошествии нескольких сотен лет это место осталось прежним, скованным законами, деньгами и общими представлениями о том, что значит быть человеком. Окидывая взором всю эту землю, я удивлялся не тому, что Америка пала, а тому, что она вообще когда-либо существовала.
Удивительно, как много людей пыталось бороться за то, чтобы сохранить страну единой.
В Техас, может, и трудно попасть, но уехать оттуда проще простого. Я заснул с раскрытым «Путеводителем афериста» на груди. Проснувшись, я увидел небо Халлоран-Чьянга странного сине-зеленого оттенка. Похоже, мы только что пересекли пограничный кордон, миновав растянутые слинги заграждений и, по большей части, пустые сторожевые башни. Огромные призрачные кактусы, корявые и мокрые на вид, зловеще светились в утреннем свете, а луноцветы крепко сжимали свои мертвенно-бледные кулаки.
Через несколько часов поезд замедлил ход, чтобы сделать остановку в Санта-Розе. Тим, Рамми, Барнаби и я тихонько улизнули, не доезжая до станции, спрыгнув и покатившись по жнивью и высохшим пуринам.
Халлоран-Чьянг состоял из имевших разнообразные оттенки пергаментно-бледных растений и внезапных взрывов кислотно-ярких цветов. Там был кровавый мох, облепивший скальные уступы в отдалении, названный так, потому что начал расти после катастрофы 2072 года; морозостойкие радиоактивные цветы фейерверками взрывались над выбеленной грязью. Колючие кактусы казались в полумраке инопланетными захватчиками.
Я повсюду видел тяжелую наземную артиллерию и бойцов национальных войск, потеющих на утреннем солнце, пытаясь слиться с кактусами Горгоны. Водоканал был оцеплен рвом глубиной в десять футов и солдатами, некоторые из вояк все еще были облачены в форму Южной Кореи, в которой их десантировали.