Ранее известная как Америка

Он не двигался. Он просто продолжал смотреть на нас тем же бесчувственным взглядом, как будто внутри него не осталось ничего человеческого.

– Иди, – снова сказала Берни, уже чуть громче, делая жест пистолетом. – Мы не хотим никаких проблем.

От его щиколоток до бедер прокатилась какая-то судорога: он изогнул назад свою спину, сомкнул воедино плечи, вытянул вперед голову на тонкой шее, разомкнул челюсти и исторг самый ужасный в мире крик.

А затем бросился на нас. Руки кверху, пальцы скрючены. Казалось, он собирался разорвать нас голыми руками, высосать наши глазные яблоки и вылизать содержимое наших черепных коробок.

Первый и единственный выстрел Берни угодил ему прямо меж глаз. Пулевое отверстие было очень аккуратным, как будто она нарисовала его маркером у него на лбу. Он стал недвижим. По его лбу и носу побежала тонкая, как лезвие бритвы, струйка крови. Он упал на землю, не издав ни звука.

– Иисусе. – Мне хотелось плакать. Они были совсем как зомби – зомби, которые просто ждут сигнала, чтобы отправиться в атаку. – Что же будет, когда они насытят свою жажду крови? Господь милосердный.

– Как странно, – заметила Рамми. – Я никогда не видела, чтобы люди двигались так быстро.

– Дикие псы. – Берни опустила пистолет. – По крайней мере, этот был сам по себе. Иногда они путешествуют стаями. Ничего не могу с ними поделать, приходится запирать двери и молиться.

Почти сразу же появился рой насекомых, каждое из которых было размером с кулак, и все они жаждали разорвать труп Попрыгунчика на части. В двух домах от нас высыпали на крыльцо, освещенное синим светом фонаря, какие-то дети попытались швырять в него пустыми бутылками и пластиковыми крышками.

– Может, нам позвонить кому-нибудь, чтобы его забрали? – спросил я.

Она повернулась и уставилась на меня.

– А зачем?

Я сглотнул, ощутив во рту мерзкий привкус.

– Ну нельзя же… нельзя же просто оставить его там гнить.

Она вздохнула.

– Рано или поздно за ним придут сборщики тел. Они всегда приходят, – сказала она. – В этом мире, пацан, есть три вещи, на которые всегда можно рассчитывать. Это смерть, налоги и что кто-то захочет срубить бабла на твоем чертовом трупе.

25

Лос-Аламос, что в Нью-Мексико, был колыбелью самых крутых в мире научных открытий. Физики, инженеры и ракетостроители из этого региона придавали остальной части Халлоран-Чьянга особый постраспадческий шик. Этот край не похож ни на один другой на целом континенте: здесь полно чудиков, задротов и вольных энтузиастов квантовой механики, которые начинают трепаться о возможности межпространственных перемещений даже раньше, чем вы успеваете выпить свой утренний кофе и сходить посрать.

(из «Путеводителя афериста по Территориям Экс-США»)

Мы уехали в ту же ночь. На запад шел грузовой поезд, который должен был доставить всех нас в Халлоран-Чьянг (наверное, если начнется война, последний поезд отправится на запад ой как не скоро), и нам пришлось поторопиться, чтобы успеть на него попасть.

К счастью и несмотря на весь трындеж Техаса о прогрессе и экономике, электричество здесь было нормировано, как и везде. Почти все дома были погружены во мрак, за исключением нескольких жилищ, в которых по старинке горели свечи или переносные светильники.

Грузовой поезд был огромен: сорок или пятьдесят вагонов, покрытых грязью и граффити, были собраны вместе в одном составе. Мы выменяли себе отдельный служебный вагон, к которому прилагались не одна, а целых две подушки, куча тканых одеял, которые были нам не особенно нужны, и блестящее пластиковое ведро, чтобы не пришлось раздвигать наши булочки над рельсами, когда захочется посрать. Мы с Малышом Тимом прикрепили пурины к крючкам, специально привинченным к стенкам: поток нагнетаемого кислорода помогал быстрее отделить мочу, ведь вскоре нам понадобится каждая капля, которую мы только сможем получить.

– Если тебе кажется, что Техас велик, что же будет, когда ты окажешься в Пыльном Котле, где нет ничего, кроме адской жары и песчаных бурь на многие дни, куда бы ты ни направился, – сказал Тим. – Мы родились в воде, и к воде мы идем. Скажу тебе прямо: ехать туда, куда мы едем, противоестественно.

– Так зачем же мы вообще отправились на запад? – спросил я.