Рашен

Договорить нам не дали. Дверной замок снова пропел «лязгинку», и в камеру вошли два солдата. В руках у них были коробки, из которых торчали корешки книг разной толщины и степени потрепанности. Вслед за солдатами явился Семенг Хрусталв. Он оглядел помещение, поморщился при виде моей небрежно заправленной кровати и отчеканил:

– Господин Неверов, эти книги прислал вам полковник Жабинг. Безотлагательно ознакомьтесь с ними: послезавтра вас ждет финальный допрос и тест на определение степени социального отклонения. После чего суд решит вашу дальнейшую судьбу.

– Извините, но я не знаю никакого Жабинга, – еле сдерживая улыбку, удивился я.

– Олег Августович, – с нажимом произнес офицер. – Он почему-то верит в вас и хочет дать последний шанс на пути к исправлению. Хотя, по моему мнению, вы безнадежно испорчены и бесполезны для нашего общества!

Не прощаясь, Семенг вышел из камеры. Книгоносы побросали ящики на пол и последовали за ним, ухватив по дороге кусок хлеба и сало с нашего стола. Дверь затворилась.

– Жабинг! Стало быть, Жабин: смешно…

Библиофил Дмитринг уже копошился в коробках, вытаскивая и просматривая книги. Прочитав название, засовывал обратно и тут же брал новую. Я решил ему не мешать. Все равно эту груду изданий за отведенное время мне не осилить, поэтому выберу парочку и постараюсь составить беспристрастное мнение.

Минут через пять Дмитринг «насытился». С раздражением опустил коробки с кровати на пол и сказал:

– Ничего интересного. Сплошные сказки и учебники для младших классов. Ни одного классического произведения. Жаль. А я надеялся хоть немного насладиться интересным чтением. Ладно, лучше посплю. Вечером обещали вызвать на допрос.

– Обещали? Тебе этого так хочется? – удивился я.

– Конечно. Я тут уже битых четыре месяца торчу, но со мной никто не удосужился поговорить. Надоело до печенок. Если бы ты не появился повесился был от тоски. А так вынесут приговор, отправят на общественно-полезные работы на годик, а там, глядишь, и долгожданная свобода! – мечтательно произнёс юноша.

– А если расстреляют? Ты рассматриваешь подобный вариант?

– За чтение книг? Не помню такого случая. Вот если бы я где потом выступал с пересказами, тогда да, вероятно, кокнули бы. Но я нем как рыба. Все храню в себе. Потребляю классиков только для души и не более того.

– Спи уже, потребитель. А мне с этой макулатурой еще предстоит поработать.

Глава 4. Сказка и быль

Я дождался, пока мой сосед размеренно засопел, придвинул к себе коробки и взял первую книгу.

«Сказки народов мира» – красовались на ярко-красной обложке ажурные золотые буквы.

Раздел первый «Русиянские народные сказания».

«Сказ про то, как дурачок Тимошка продавал картошку»

Давным-давно, лет триста тому назад, жил в деревне дурачок по имени Тимошка. Целый день он бегал с хворостиной по полям да по дорогам. Гусей пас, ребятишек по спинам хлестал и в траве прятался. Бывало, ляжет в поле на землю и ждет, когда косцы на работу выйдут. И только косами взмахнут, первые колосья срежут, так тут же Тимошка из кустов выпрыгивает и орет благим матом: «Помогите! А-а-а! Зарезали, ироды, всех рук разом лишили», – и тычет культями, измазанными гусиной кровью, в морды косцам. Те, понятное дело, в ужасе. Почитай, парня ни за что загубили, калекой на всю жизнь оставили. А Тимошка пуще прежнего куражится, на землю падает, плачет, воет.

Поваляется так пару минут, потом встанет и заржет сивым мерином. Косцы поначалу обижались, лупили его за глупые шутки, потом попривыкли – что с идиота возьмешь?

В один год богатый урожай картошки народился. Уж и варили ее, и жарили, и парили. И погреба полные набили, а все еще на полях много клубней осталось. И решили крестьяне в город ехать излишки распродать. Снарядили обозы и двинулись в путь. Мать Тимошку тоже отпустила.

– Пусть хоть город посмотрит – авось поумнеет, – решила про себя.

Приехали торговцы в город. Пошел Тимошка по улицам: народ посмотреть, себя показать. Забрел случайно на царский двор. Смотрит: на крыльце каменном сидит деваха румяная в разноцветном сарафане. Сидит и слезами горючими обливается. Жалко стало Тимошке девицу.

– Чего плачешь, милая, али обидел кто? – спросил дурачок.

– Обидел… – вымолвила та, да пуще прежнего залилась.

– Скажи кто – враз ему башку снесу. Природа силушкой не обидела! – расхорохорился парень, демонстрируя мышцы на руках.

– Силой тут не поможешь, – сморкаясь в подол, ответила деваха. – Это я на маменьку и на папеньку обижаюсь за то, что тёмные они. И меня тёмной сделать хотят.

– Это как так: сажей, что ли, измазать?

– Что ты! Они меня замуж за Ганса выдать не хотят. Говорят, негоже нам, чистокровным русиянам, с немчурой якшаться. А он добрый и умный, и меня любит.

– Но он же иноземец! – возмутился Тимошка. – Что, тебе наших парней не хватает? Я бы к тебе хоть сегодня сватов прислал.

– Вот сразу видно, что ты идиот! – надула губки девица. – Где же это видано, чтобы царская дочка за деревенщину немытую замуж пошла?