Рашен

Двери лифта открыл солдат-лилипут, росточком не более одного метра тридцати сантиметров. На его бритую голову была небрежно надета шапка с полуопущенными ушами. Солдатская шинель из толстой шерсти наглухо застегнута на все пуговицы. На ногах валенки без галош. Я поначалу удивился его наряду «не по сезону», но, войдя в лифт, быстро понял, почему «малыш» так старательно утеплился. В железной кабине стоял жуткий дубак, словно лифт функционировал не в отапливаемом здании, а внутри ледника на Северном полюсе.

Игорман, явно заботясь о своих старческих суставах, даже не стал заходить следом. Просто толкнул меня в спину и приказал солдату: «Ехай в последний допросный. Да пожива!»

– А вы что, не с нами? – подколол я охранника.

– Нету охоты задниц пихат в морозилку! – грубо ответил старик и сомкнул перед моим носом железные двери.

– Отвратительный тип, – ни к кому не обращаясь, промолвил лилипут и нажал по очереди две кнопки. Лифт вздрогнул и медленно поехал вниз.

– Почему вы так считаете? – осторожно поинтересовался я, решив на всякий случай не ругать Игормана. Мало ли кем может оказаться этот коротышка: может, очередной тюремный стукач.

– Как почему? Сначала полжизни провел на разных войнах, крошил иноземцев направо и налево во славу Великих вождей. Потом вышел на пенсию и стал мучить уже своих людей, русиянских. Как его только земля носит? В преисподней поди заждались старого грешника.

– Если честно, меня в Игормане раздражает, пожалуй, только его кривая речь. Хотя, как я заметил, в вашем городе так говорит каждый второй.

– Да уж, – грустно вздохнул солдат. – Это все из-за ублюдочных реформ культуры и образования. Власти никак не могут успокоиться, регулярно что-то меняют, вводят новое. Такое ощущение, что чинуши преследуют цель убить систему образования. Чтобы из дверей школы сразу выходили солдафоны с минимальным уровнем эрудированности и неразвитым интеллектом.

– Странно слышать столь профессиональное суждение от тюремного лифтера. И кстати, почему у вас, простого солдафона, такой «чистый» язык?

– Что вы, какой чистый? Вот послушали бы вы меня раньше, лет десять тому назад. Эх, золотые были времена…

– А что было десять лет назад? – лилипут заинтриговал меня.

– Я работал учителем русиянского языка и литературы в лучшей школе города. У нас учились дети только высокопоставленных руководителей. Надраенный до блеска паркет, ковровые дорожки, новая мебель. Чистота такая, что аж глаза резало. Хорошая зарплата, почёт и уважение родных и близких. Я был счастливым молодым специалистом.

– И что заставило вас столь резко сменить жизненный профиль?

– Слепая ошибка, банальная нелепость. Дело в том, что накануне того злополучного дня один знакомый библиотекарь принес мне, как бы это помягче выразиться, не совсем разрешенную к употреблению литературу.

Я внутренне напрягся и сразу вспомнил рассказ Дмитринга.

– И черт меня дернул начать читать книгу, не дождавшись выходных. Рассказ оказался настолько захватывающим, что я просто не мог оторваться. В итоге читал всю ночь и даже взял книгу с собой на работу, чтобы продолжить на переменах. И надо же было такому случиться, что именно в этот день у нас проводили внезапную проверку.

– Что проводили? – не совсем понял я, услышав термин, который в наши дни характерен, в основном, для военных и правоохранителей.

– Внезапную проверку. Это процедура досмотра личных вещей преподавателей, учеников и обслуживающего персонала. Проводятся таковые с целью выявления граждан с отклонениями от социальной нормы. Являются обязательными на всей территории Русии. Были введены сразу же после победы Великих германских освободителей над «красной плесенью». Понятно, что с тех пор «отклонистов» стало гораздо меньше, но все же новые еще появляются.

Офицеры из ведомства Морального контроля и учета ищут запрещенную литературу, вещи, свидетельствующие о существовании «красной плесени»: значки, символику, рисунки на одежде, военную форму, открытки и тому подобное барахло. Я всегда удивлялся, как это старье еще сохранились у русиян, ведь прошло столько лет.

– Ясно… В войну так фашисты обыскивали жителей сел и деревень, чтобы выявить связь с партизанами, – внёс я свои «пять копеек».

– Короче, меня обыскали и сразу же обнаружили книгу. Ну а дальше социальное освидетельствование, суд, приговор. И вот я здесь, заточен на пятнадцать долгих лет. Буду мотылять эту железяку вверх-вниз до скончания века. Думаю, лифтовая коробка и станет моим гробом…

– Выше голову! Вам недолго осталось мучиться, всего каких-то пять лет, – успокоил я лилипута. – А кстати, почему здесь такой жуткий холод, словно мы попали в морозильную камеру?

– Вы недалеки от истины. Дело в том, что не все выдерживают изнурительные допросы. Некоторые впечатлительные особы умирают в допросных залах, кто-то в камерах. Один чудик загнулся прямо здесь, у меня на глазах.

Вот и приходится возить их тела в утилизаторскую. А чтобы не было трупной вони, руководство оснастило лифт мощным кондиционером. Теперь здесь постоянный климат – плюс три-пять градусов, как в морге.