Раскалённые сердца

– Пожалуйста. Я ещё выпью, – Гарсия потянулся к бутылке.

Покончив с первым блюдом, ван Хойтен принялся за бифштекс.

– А вы бы хотели работать у меня, остаться здесь? – Гарсия наклонился почти к самому столу, словно что-то высматривая в глазах собеседника.

Это был один из тех случаев в жизни, когда необходимо проявить твёрдость, и ван Хойтен, собрав волю в кулак, ответил:

– Нет.

– Нет? – повысил голос, почти закричал, Гарсия. – Нет? А почему это «нет»?

– Потому, что вы – убийца.

Ван Хойтен ожидал ответного приступа гнева, но обманулся – Гарсия буквально разразился хохотом.

– Хорошо, мой друг, тогда вынужден сообщить вам невероятную новость: вы действительно здесь остаётесь. До истечения срока контракта – уже пришёл приказ из штаб-квартиры. Сейчас я вам его покажу.

Ван Хойтен почувствовал, как кровь отливает от головы. Он подумал, что, вероятно, выглядит в этот момент совершенно бледным.

Гарсия, уже начавший было вставать из-за стола, снова рассмеялся и сел.

– Это была шутка.

Ван Хойтен сделал вид, что происходящее его совершенно не волнует, хотя умелый игрок в покер, конечно, раскусил бы его.

– Не слишком удачная. У вас здесь настолько плохо, насколько это вообще возможно.

– Не так плохо, как за пределами Земли, – Гарсия стал смертельно серьёзным. – Сколько времени в боевых условиях существует ПШС? Минуту? Две?

– Не знаю, – солгал ван Хойтен. Локальный директор близок к истине. – Я не имел возможности выяснить – наш корабль подбили ещё до того, как я успел высадиться.

Гарсия промолчал, выжидающе глядя на ван Хойтена.

– Но, насколько мне известно, миссия, – он старательно избегал упоминания об Энцеладе, хотя это было излишней предосторожностью, – считается вполне мирной.

Гарсия вновь продемонстрировал свою белозубую улыбку.

– Конечно. Но я хотел бы вам кое-что показать. Вы, наверное, кое-что слышали обо мне – что я, будучи ещё совсем молодым, однажды оказался в плену, где меня изувечили. Кто-то может говорить, что у меня вместо глаз – протезы, а эти очки являются электронно-оптическим прибором с ментоподключением и нанонейтрифонией. Благодаря им я вижу всё, что происходит в любой момент на территории объекта и кое-где за его пределами, могу управлять некоторым оборудованием, преимущественно предназначенным для…убийства.

Гарсия медленно снял очки, позволив ван Хойтену увидеть его лицо. Как ни странно, в нём не было ничего необычного. Но нет: присмотревшись, можно было увидеть множество мелких шрамов, оставшихся от хирургических операций – там, где Гарсия пересаживали новую кожу, хрящи… и глаза.

– Я очень боюсь за них – врач сказал, что они чувствительны к сырости и бактериям, – поэтому приобрёл себе этот футляр, а заодно смонтировал в него всякую необходимую всячину. – Гарсия говорил спокойным, будто безжизненным голосом, явно рассказывая о чём-то, что стоило ему больших физических и душевных страданий. – В общем, я остался здесь именно потому, что у меня возникли причины ненавидеть туземцев. И уверен: именно по этой причине я в конечном счёте стал локальным директором. Компании нужны люди, разделяющие её устремления.

Гарсия умолк. Ван Хойтен мрачно ковырял свой бифштекс, и лишь какое-то время спустя до него начал доходить смысл, заключённый в словах директора.

– Вы участвовали в высадке на Марс в должности командира этого самого ПШС – и были ранены.– Гарсия вновь одел очки, проследив за тем, чтобы они плотно прилегали. – Поэтому когда мне говорят, что компания тратит большие деньги на то, чтобы именно вас, человека, пришедшего к нам с улицы, притом пришедшего буквально вчера, отправить с научно-исследовательской миссией совершенно мирного свойства, – я в это верю.

Ван Хойтену был знаком вкус виски, и в этот момент ощутил острое желание выпить. Однако, вспомнив, каково это – ожидать команды на десантирование, вместо которой раздался грохот взрыва и скрежет сминаемых переборок, он предпочёл второе. Ракета не может попасть в его корабль на этот раз.

7

Космодром, расположенный на плато Аир, вырос на месте шахтёрского посёлка, где некогда добывали уран. Кое-где шахты всё ещё работали, но здесь залежи истощились уже добрых сто лет назад.

Плоскогорье, с которого открывался вид на пустыню Тенере, как утверждали некоторые, даже более суровую, нежели расположенная к северу Сахара, возвышалось над песчаным морем не менее чем на полкилометра. Склоны, поросшие местной разновидностью акации, местами резко обрывались, переходя в долины. Там, внизу, когда-то текли реки, от которых ныне сохранились лишь увлажняемые во время редких дождей русла, именуемые вади. Вдоль берегов вади росли финиковые пальмы, напоминавшие, подобно безмолвным часовым, о куда лучших временах, которые знали эти места.