Подобная исследовательская независимость позволила Элленбергеру перейти к открытому обсуждению того, что в студенческие годы Юнг проявлял необычайный интерес к спиритизму и прочим оккультным явлениям, весьма далеким от тогдашнего идеала научности. Он также подробно останавливается на медиумических экспериментах Юнга в период с 1895 по 1899 г. Еще одной находкой, которой мы обязаны Элленбергеру, можно считать привлечение внимания к материалам, связанным с деятельностью Юнга–студента в рамках базельского подразделения студенческой ассоциации «Зофингия». Благодаря сообщениям Густава Стайнера и Альберта Ойри (другого приятеля Юнга той поры, тоже являвшегося членом этой ассоциации [См.: 146, pp. 524–528]) Элленбергер выяснил, что Юнга, избегавшего всяких массовых студенческих сборищ и гуляний и предпочитавшего интенсивное чтение работ таких авторов, как Сведенборг, Месмер, Юнг–Стиллинг, Юстин Кернер, Ломброзо и Шопенгауэр, интересовали в «Зофингии» главным образом научные дискуссии, в которых он принимал активное участие, особенно если в число обсуждавшихся тем входили философия, психология или оккультизм. Элленбергер цитирует [80, р. 687] Густава Стайнера, который утверждал, что именно «Зофингия» предоставила Юнгу «уникальную возможность перейти от внутренних монологов, протекавших в его сновидениях и размышлениях, к жарким дебатам, а также проверить силу своих идей в ходе интеллектуальных баталий с весьма неглупыми напарниками».
Что касается деятельности Юнга в этой студенческой ассоциации, истории науки необычайно повезло. В архивах «Зофингии» сохранились тексты его выступлений, анализ которых позволил Элленбергеру обнаружить ранние истоки (как он выражается, «зародыш») некоторых важнейших концепций аналитической психологии[14]
.Самый первый доклад, прочитанный Юнгом перед членами ассоциации в ноябре 1896 г. и носивший весьма красноречивое название «О границах точных наук», в каком–то смысле представляет собой программное заявление, в котором угадываются многие мотивы, явившиеся впоследствии своеобразной визитной карточкой духовного движения под названием «аналитическая психология К.–Г. Юнга». «То была страстная атака против тогдашней материалистической науки, — комментирует Элленбергер, — и одновременно призыв к объективному исследованию гипнотизма и спиритизма. В ходе дискуссии Юнг настаивал на том, что точные исследования могут производиться и в отношении метафизических проблем» [80, р. 687]. Именно реализацией этого раннего прожекта следует, на мой взгляд, считать многочисленные заявления зрелого Юнга и его последователей о том, что они могут доказать существование архетипов коллективного бессознательного (т.е. самых настоящих метафизических сущностей) чисто
Весьма симптоматично, что Элленбергер обнаруживает существенные противоречия в оценке этой лекции. Если сам Юнг в своих мемуарах заявлял, что все его разговоры о спиритизме вызывали у слушателей насмешки и недоверие, то, например, Густав Стайнер утверждал, что данное выступление имело огромный успех. По словам Стайнера, было даже решение о публикации этого текста в центральном журнале Ассоциации. Как мне кажется, тут мы имеем дело с типичным элементом агиографии (а «Воспоминания, сновидения, размышления» таковой, безусловно, являются): будущий «великий ученый» на заре своей деятельности обязательно
В следующей лекции («Некоторые мысли по поводу психологии»), прочитанной в летний семестр 1897 г., Юнг еще точнее очертил контуры своего будущего учения, вплотную подойдя к формулировке тезиса об объективном существовании