Расколдовывая Юнга: от апологетики к критике

Прежде всего нужно отметить, что Элленбергер был одним из первых историков психиатрии, осознавших, что традиция интерпретировать Юнга в терминах фрейдовской школы заво­дит в тупик, ибо в данном случае речь идет вовсе не о фрейди­сте, в какой–то момент отколовшемся от школы своего учителя, а о представителе иного идейного направления, некоторое вре­мя сотрудничавшем с Фрейдом, но затем пошедшем своим соб­ственным, весьма самобытным путем. Такого рода установка, на мой взгляд, является непременным условием подлинно крити­ческого изучения Юнга. Элленбергер совершенно прав, говоря, что идеи Юнга «должны быть поняты в терминах его соб­ственной философии» [80, р. 657]. На предполагаемый вопрос о характере этой специфической «философии» Элленбергер от­вечает следующим образом: «Аналитическая психология Юнга, так же, как и психоанализ Фрейда, представляет собой позднее ответвление Романтизма, однако, в то время как психоанализ является еще и продолжением позитивизма, сциентизма и дар­винизма, аналитическая психология отбрасывает это идейное наследие и возвращается к романтической психиатрии и фило­софии в их чистом виде» [80, р. 657].

Результаты этого глубокого мировоззренческого расхожде­ния в полном масштабе сказались в работе Юнга «Либидо, его метаморфозы и символы» (1912), публикация которой сделала неминуемым разрыв отношений между ним и Фрейдом. Не­смотря на в целом достаточно позитивную оценку Элленбер­гера, этот антифрейдовский манифест дает ему немало пово­дов для критических размышлений. Во–первых, большая часть «Метаморфоз и символов» посвящена мифологической интер­претации нескольких фантазий некоей молодой американской студентки, с которой Юнг лично не встречался ни разу. Разу­меется, если принять тезис о том, что психическая реальность существует вне времени и пространства (а именно на этом настаивал Юнг в рассматривавшейся выше лекции для чле­нов «Зофингии»), то для создания обширного научного труда вполне достаточно и знакомства с несколькими письмами, на­писанными этой женщиной (мисс Фрэнк Миллер) Теодору Флурнуа и опубликованными им в 1906 г. Все остальное мо­жет быть считано с вечного информационного сервера под на­званием «универсальная душа» или, например, «коллективное бессознательное». Науке, даже в наши дни, такого рода сред­ства коммуникации, увы, все еще недоступны, зато столь почи­тавшиеся Юнгом спириты и телепаты владеют ими сыздавна.

Кроме того, как отмечает Элленбергер, книга весьма тяжела для чтения: «Ее немецкий оригинал перегружен непереведенными латинскими, греческими, английскими и французскими цитатами... На читателя обрушивается лавина ссылок на Биб­лию, Упанишады и другие священные книги; на эпос о Гильгамеше и на «Одиссею»; на поэтов и философов (особенно на Гете и Ницше); на археологов, лингвистов и историков рели­гии; на Крейцера, Штейнталя и прочих исследователей мифоло­гии, не говоря уже о современных Юнгу психологах, психиатрах и психоаналитиках. Утопая в этом обилии материала, чита­тель постоянно страшится потерять нить повествования, но время от времени его все же возвращают к мисс Миллер...» [80, р. 696]. Как при этом не вспомнить, что в «Воспоминаниях, сно­видениях, размышлениях» Юнг сам обвинял врачей клиники Бургхёльцли под руководством Ойгена Блейлера в отсутствии «интереса к психологии больного»?!