Расколдовывая Юнга: от апологетики к критике

На элленбергеровской интерпретации загадочных трансфор­мационных процессов, происходивших с Юнгом после его раз­рыва с Фрейдом, мы остановимся подробнее в следующем раз­деле, а сейчас коснемся следующего эпохального труда основателя аналитической психологии, вышедшего в 1921 г. под названи­ем «Психологические типы». Как и во многих других случаях, при исследовании этого текста Элленбергера интересуют преж­де всего исторические параллели. Самая выразительная из них была обнаружена еще до него — историком Оливером Брехфельдом, отметившим поразительное сходство между юнговской концепцией «экстраверсия–интроверсия» и теорией француз­ского психолога Альфреда Бине о двух типах интеллектуальной установки. В «Открытии бессознательного» [80, pp. 702–703] Элленбергер приводит пространную выдержку из работы Брехфельда [55]: «В течение трех лет Бине проводил исследование двух своих дочерей Аманды и Маргариты, пользуясь при этом разнообразными психологическими тестами собственного изоб­ретения. Аманду он называл субъективистом, а Маргариту — объективистом. Предлагая обеим написать определенное коли­чество спонтанно пришедших в голову слов, Бине обнаружил, что Аманда склонна использовать более абстрактные слова, за­частую связанные с ее фантазиями и старыми воспоминания­ми; Маргарита же подбирала более конкретные, в большинстве своем относившиеся к существующим объектам и недавним воспоминаниям. Воображение Аманды отличалось более спонтанным характером, тогда как Маргарита обладала способнос­тью контролировать свои фантазии. Аманда также описывала объекты менее методично, чем ее сестра, четко регистрировав­шая положение того или иного объекта в пространстве. У Аман­ды доминировало спонтанное внимание, а внимание Маргариты было активным и направленным. Аманде лучше удавалось из­мерение временных интервалов, а Маргарите — пространствен­ных. Бине пришел к выводу, что существуют две различные установки разума, которые он назвал интроспекцией и экстерноспекцией. Интроспекция, в том виде, в котором она была представлена у Аманды, была отождествлена с «имеющимся у нас знанием относительно нашего внутреннего мира, наших мыслей и чувств». Экстерноспекция была сопоставлена с «на­правленностью нашего знания не на себя, а на внешний мир». Ввиду этого Аманда лучше описывала состояния своего созна­ния, но была менее точна в описаниях внешнего мира, а у Мар­гариты имела место обратная тенденция. Бине подчеркнул, что социальная адаптивность и умение контактировать с другими людьми не имеют строгой привязки к какой–то одной из этих установок. Однако «интроспективный тип» более одарен в об­ластях, связанных с искусством, поэзией и мистицизмом, а «экстерноспективный тип» больше тяготеет к науке. Бине также пришел к выводу, что данные типологические различия играли огромную роль в истории философии и именно ими может быть объяснен средневековый спор между номиналистами и реалистами».

Всякий, кто читал «Психологические типы», сразу же вспом­нит, что юнговские описания экстраверсии и интроверсии прак­тически в точности повторяют характеристики, предложенные Бине для описания экстерноспективной и интроспективной ус­тановок. Навряд ли останется без внимания и то, что в соот­ветствующем труде Юнга имеется обширная демонстрация про­тивостояния этих установок в истории философии, а одним из наиболее ярких примеров этого извечного психологического поединка создатель аналитической психологии считает именно средневековый спор между номиналистами и реалистами. Но от чуткого историко–научного взора Элленбергера не ускольз­нуло и еще одно обстоятельство, проливающее свет на причи­ны этой причудливой «конгениальности» Юнга и Бине. Дело в том, что книга, в которой рассказывалось об открытии инт­роспекции и экстерноспекции, была опубликована в Париже в то самое время, когда там стажировался молодой сотрудник швейцарской психиатрической клиники Бургхёльцли Карл Юнг.

Объяснение, предлагаемое Элленбергером, звучит весьма неза­мысловато, но от этого роль «первооткрывателя» интроверсии и экстраверсии становится лишь еще более незавидной: «Юнг мог прочитать книгу Бине, а потом об этом забыть, дав нам тем самым еще один повод вспомнить об актах криптомнезии, которыми полна история динамической психиатрии» [80, р. 703]. К немалой досаде всех почитателей творческого гения велико­го швейцарца, приходится также добавить, что создание учения о биполярном психологическом феномене, носящем название «экстраверсия–интроверсия», — одно из немногих приписыва­емых Юнгу нововведений, имеющих определенную практичес­кую ценность и поныне [См.: 30, с. 417].