Расколдовывая Юнга: от апологетики к критике

Пристрастие к спиритизму, царившее в семье Прейсверков и во многом предопределившее мировоззренческий выбор Кар­ла Густава Юнга, подробно обсуждается и в уже упоминавшей­ся книге Фрэнсиса Шаре «Спиритуализм и основания психоло­гии Юнга». Шаре делает особый упор на том, что самые ранние уроки спиритуализма преподала Карлу Юнгу его мать. С другой стороны, отец Юнга (в изложении Элленбергера) был более удачлив в пробуждении у сына интереса к академической на­уке. Однако, как явствует из вышесказанного, интересующая нас проблема не может быть сведена к простой оппозиции «отец–мать». По мнению Фрэнсиса Шаре, согласующемуся сданными, приводимыми Элленбергером и другими исследователями, речь должна идти о противостоянии, носившем более широкий ха­рактер. За отдельно взятыми Паулем Ахиллесом Юнгом и его женой Эмилией Прейсверк стояли их очень видные швейцар­ские семейства, являвшиеся выразителями весьма непохожих духовных традиций. «Для того, чтобы установить, какую именно роль играл спиритуализм в ранние годы жизни Юнга, необхо­димо собрать воедино множество биографических деталей, — читаем мы у Шаре. — В данном случае очень важными оказы­ваются детали, вызывавшие в душе юного Карла сильное напря­жение, попыткой разрешить которое и явилось его последую­щее обращение к спиритуализму. Это напряжение впервые проявилось у Юнга вследствие конфликта между его родителя­ми и их семьями (курсив мой. — В.М.)» [63, р. 59].

Эта и ряд других семейных параллелей очень активно эксп­луатируются Фрэнсисом Шаре и Ричаром Ноллом, в работах которых («Спиритуализм и основания психологии Юнга» и «Арийский Христос») дается весьма впечатляющее описание того, каким именно образом Юнг–младший последовал приме­ру старого Прейсверка, и того, как в конце концов его соб­ственное общение с духами умерших вылилось в создание особой техники медиумических трансов, именуемой в юнгианских кругах «активным воображением».

«Творческая болезнь*

В своей книге «Человеческое, слишком человеческое» Фрид­рих Ницше писал: «Человек может как угодно далеко расши­рять свое познание, может казаться себе сколь угодно объек­тивным; но единственная его выручка из всего этого есть только его собственная биография» [28, с. 458]. Элленбергер очень высоко ценил эту мысль, однако, в отличие от Ницше, адресо­вавшего свое суждение о глубокой биографической подоплеке интеллектуальных свершений главным образом философам, предпринял попытку проанализировать в аналогичном свете деятельность всех основных представителей динамической пси­хиатрии. Например, прекрасный анализ личностного подтекста таких работ Фрейда, как «Толкование сновидений», «Психопа­тология обыденной жизни» и «Остроумие и его отношение к бессознательному», дается в той главе «Открытия бессозна­тельного», которая посвящена непосредственно самому Фрей­ду. Альфреда Адлера в детстве очень мучил факт превосход­ства его старшего брата, что, как представляется Элленбергеру, нашло отражение в адлеровской теории «комплекса неполно­ценности». Пьер Жане в юности пережил сильнейший религи­озный кризис, теоретическим преломлением которого, по мне­нию Элленбергера, явилось такое понятие научной психологии Жане, как «психастения». Анализируя девятую главу «Откры­тия бессознательного», мы уже сталкивались с подобными рас­суждениями применительно к Юнгу и отметили, что в этом случае самым кардинальным биографическим фактом такого рода, с точки зрения Элленбергера, является состояние, назван­ное им «творческой болезнью». В настоящий момент у нас есть возможность присмотреться к тому, каким образом проис­ходило вызревание этой чрезвычайно важной концепции.

Началось все с изучения жизни и деятельности психиатров предыдущих столетий. В статье «Психиатрия и ее неизвестная история», написанной в 1961 г., Элленбергер рассказывает о том, как по мере все более глубокого ознакомления с сочинени­ями и биографическими описаниями этих пионеров психиат­рической науки у него усиливалась уверенность в глубокой взаимосвязи между особенностями их жизненного пути и вы­двигавшимися ими теориями. Оказалось, что нередки ситуации, когда «психиатру, лично переживавшему сильнейшие невроти­ческие симптомы, удавалось их в конце концов превозмочь, и результатом этой победы над собственной симптоматикой за­частую оказывался инсайт, составлявший впоследствии значи­тельный вклад в психиатрическую науку» [74, р. 240].