Расколдовывая Юнга: от апологетики к критике

У Элленбергера представлена целая коллекция примеров того, как некая болезненная психологическая ситуация, имев­шая место в жизни того или иного психиатра или психолога, впоследствии подвергалась интеллектуальной обработке и пре­вращалась в новую теорию или терапевтический метод. Са­мым давним из известных ему случаев превращения собствен­ной болезни в научную теорию является книга знаменитого английского психиатра Роберта Бёртона «Анатомия меланхо­лии» (1628), в которой автор дал описание своего собственно­го болезненного состояния, названного им «меланхолией уче­ного». Нечто подобное произошло, например, и с французским алиенистом XIX века Бенедиктом–Огюстеном Морелем, сфор­мулировавшим на основании своей собственной фобии меди­цинскую теорию «эмоционального делирия». Более (истори­чески и культурно) близким для нас является пример с русским ученым Иваном Павловым, который, приходя в себя после пе­ренесенной в 1927 г. хирургической операции, пережил ост­рый «сердечный невроз», что, как считает Элленбергер, явилось основной причиной смещения научных интересов Павлова от психологии к психиатрии.

Однако, в отличие от приведенных выше случаев, по мне­нию Элленбергера, в истории психиатрии имеются примеры еще более глубоких форм психических расстройств, существенно повлиявших на все аспекты последующей деятельности пере­несших их психиатров. Он выделяет эти заболевания в осо­бую группу и дает им специальное название — «творческая болезнь» — вынесенное в заголовок его следующей важной работы по данной теме [76]. Элленбергер откровенно делится с читателем соображениями, побудившими его заняться спе­циальным исследованием этого вопроса: «В предыдущей ста­тье, написанной в 1961 г. (имеется в виду «Психиатрия и ее неизвестная история». — В.М.), я попытался показать, что ре­шающие открытия, сделанные в рамках динамической психи­атрии ... надлежит рассматривать с учетом... опыта пережива­ния психиатром своего собственного невроза, сопровождающе­гося попытками исцелиться своими собственными силами... В настоящее время мне представляется, что роль невроза, пережи­ваемого самим психиатром, куда более сложна, нежели мне ка­залось сперва. Говорим ли мы просто об обычном неврозе, ус­транением которого психиатр занимается самостоятельно (т.е. всего лишь о каком–то неприятном обстоятельстве, затрудне­нии, которое ему с успехом удается обратить себе во благо), или же в данном случае, скорее, речь идет о всестороннем творческом заболевании? Каким бы ни был ответ на данный вопрос, на сегодняшний день мы с полной очевидностью мо­жем говорить о решающей роли творческой болезни в фор­мировании по крайней мере двух крупнейших психиатричес­ких систем, а именно — психоанализа Фрейда и аналитической психологии Юнга» [76, р. 337].

Поскольку в своем осмыслении фигуры Юнга Элленбергер придает этой диагностической категории столь большое значе­ние, нелишним будет рассмотреть концепцию «творческой бо­лезни» в целом. Вводя понятие «творческая болезнь», Эллен­бергер замечает, что еще задолго до него возможность такого подхода была предугадана немецким поэтом и философом эпо­хи Романтизма Фридрихом Новалисом, заметившим, что «забо­левания представляют для человечества огромную важность — ввиду их огромного количества и по той причине, что любому человеку так или иначе приходится с ними бороться. Но, увы, у нас весьма несовершенные знания относительно того, как их оборачивать себе во благо. А они ведь, судя по всему, представ­ляют собой тот самый м.атериал, который является наилучшим стимулом для нашего мышления и деятельности» [145, S. 164]. Вот еще одна цитата из Новалиса, которая, по мнению Эллен­бергера, прекрасно иллюстрирует сущность его собственного понимания «творческой болезни»: «Существует такая энергия, которая будучи продуктом болезни и слабости, тем не менее оказывается сильнее обычной энергии, а кроме того, как только эта энергия исчезает, человек испытывает еще большую сла­бость, чем прежде» [145, S.170].