Расколдовывая Юнга: от апологетики к критике

Очевидно, что когда речь идет о таких творческих личнос­тях, как Юнг, подобное романтическое восприятие психических отклонений кажется Элленбергеру куда более плодотворным, нежели установившееся с приходом позитивизма чисто утили­тарное и материалистическое отношение к заболеванию как к чему–то такому, что должно быть либо предотвращено, либо ус­транено чисто соматическими методами. Помимо Новалиса Элленбергер находит союзника также и в лице Виктора фон Вайцзекера — видного немецкого врача и философа середины XX века, сформулировавшего концепцию логопатии. Суть этой концепции заключалась в том, что встречаются случаи, когда физический симптом может быть устранен благодаря появле­нию в сознании пациента некоей идеи, зачастую носящей гло­бальный, философский характер. Элленбергер предлагает сде­лать еще один шаг и предположить, что подобные случаи исцеления от психического расстройства благодаря появлению у больного творческой идеи могли быть не только в медицин­ской практике Вайцзекера или других современных врачей, но также и в анналах человеческой истории. По мнению Эллен­бергера, это именно так: «Творческие болезни, — пишет он, — действительно имеют место во многих областях человеческой мысли, а особую роль они играют в религии, литературы, фило­софии и психиатрии» [76, р. 329].

Как же проявляется это специфическое заболевание? По ут­верждению Элленбергера, распространенными симптомами яв­ляются: депрессия, изнеможение, раздражительность, бессонни­ца, головные боли; также может развиться невралгия. Если пытаться проводить параллели с традиционной классификаци­ей психических заболеваний, то тут, по мнению Элленбергера, возможны самые различные варианты: «творческая болезнь» может протекать как в форме невроза, так и в виде психосома­тического расстройства или принимать облик очень серьезного психоза. Однако, несмотря на подобную широту форм проявле­ния, данное расстройство характеризуется рядом принципиаль­ных черт, позволяющих Элленбергеру выделить его в особую диагностическую категорию. Таких отличительных признаков он насчитывает четыре:

1. Начальная фаза заболевания наступает сразу же после периода напряженных интеллектуальных поисков, длительных размыш­лений и медитаций, а иногда также и после затяжной рутинной работы, связанной со сбором или изучением эмпирического материала.

2 В процессе болезни имеет место одержимость какой–то доми­нирующей интеллектуальной, духовной или эстетической про­блемой, которую больной время от времени может высказы­вать публично, но значительно чаще предпочитает хранить в тайне или просто умалчивать о ней. Больной поглощен поис­ками некоей заветной вещи или идеи, которая по важности своей, как ему кажется, превосходит все на свете.

   3.  Прекращение заболевания воспринимается больным не только и не столько как избавление от длительного страдания, а ско­рее как просветление. Отныне его разум обуреваем некоей новой идеей, которая приходит к нему как откровение или как серия актов откровения. Исцеление зачастую бывает настоль­ко стремительным, что больной даже не в силах вспомнить, когда же это, собственно, произошло. Оно обычно сопровожда­ется чувством экзальтации, эйфории, а возникающий энтузи­азм настолько силен, что уже одно его переживание кажется человеку достаточной компенсацией за все пережитые стра­дания.

   4.  Вслед за исцелением наступает длительный период трансфор­мации личности. У переболевшего возникает ощущение вступ­ления в новую жизнь. Он уверен, что сделал великое интел­лектуальное или духовное открытие, которое теперь надлежит настойчиво развивать. Им был открыт новый мир, изучению которого он посвятит всю свою оставшуюся жизнь. Если это идея или теория, он станет пропагандировать ее как всеобщую истину. Нередко он делает это настолько убежденно, что эту идею или теорию, несмотря на множество затруднений, прини­мают и другие люди[17].

Изложив основные признаки творческой болезни, Эллен­бергер переходит к обзору ее разнообразных проявлений в истории человеческой культуры. Носителями этого аристокра­тического заболевания, по его мнению, вполне могут считаться многие религиозные мистики, литераторы и философы (с Фрид­рихом Ницше во главе), но наиболее выразительные примеры он находит в «творческих болезнях» Фрейда и Юнга, а также в религиозной жизни примитивных народов.