Расколдовывая Юнга: от апологетики к критике

История посвящения в шаманы, приключившаяся с другим классиком динамической психиатрии — К.–Г. Юнгом, отлича­ясь от фрейдовской в некоторых деталях, в целом воспроизво­дит, по мнению Элленбергера, ту же самую схему. Однако, пе­реходя к рассмотрению «творческой болезни» у Юнга, имеет смысл отметить следующее: для установления такого иррацио­нального фактора в биографии основателя аналитической пси­хологии Элленбергер созрел не сразу. В статье 1961 г. [74] он заканчивает свой патобиографический экскурс Фрейдом, а о Юнге начинает говорить в этом ключе лишь спустя три года — в статье «Концепция творческой болезни». Вероятно, это свя­зано с тем, что основной биографический источник по Юнгу («Воспоминания, сновидения, размышления») появился лишь в 1962 г.

Начинает Элленбергер с общеизвестного. Некоторое время между Фрейдом и Юнгом имело место интенсивное общение, которое сам Фрейд любил выдавать за отношения наставника и ученика. Роль учителя и повелителя он, естественно, оставил за собой, а Юнгу любезно пожаловал титул преемника или, как он выражался в разгар их сотрудничества, «кронпринца». Юнг поначалу колебался, не принять ли ему это рукоположение в престолонаследники. Однако в конце концов акт инициации юного шамана Юнга (по сценарию, угодному его старшему кол­леге Фрейду) не состоялся. Более того, те изменения в лично­сти Юнга, которые, по мнению Элленбергера, есть смысл назы­вать подлинной «творческой болезнью», начали проявляться в декабре 1913 г., т.е. спустя всего лишь пару месяцев после его окончательного разрыва с основателем психоанализа.

Так же, как и у Фрейда, начало болезни совпало у Юнга с началом «изоляции», однако характер этого ухода «в себя» был несколько иным: если у Фрейда изоляция, как показал Эллен­бергер, носила в основном ошибочный, надуманный характер, то у Юнга, как мне кажется, она превратилась в намеренную или даже демонстративно–подражательную. Еще в 1909 г. он покинул свой пост в Бургхёльцли по причинам, которые до сих пор остаются непонятными. Можно предположить, что в своем непосредственном руководителе Ойгене Блейлере Юнг одно время рассчитывал увидеть шамана–наставника, однако, как и в случае с Фрейдом, контакт, необходимый для инициации, установить не удалось. С другой стороны, еще незадолго до всплеска болезни он оставался на ведущих позициях в Между­народной психоаналитической ассоциации, а также числился приват–доцентом в Цюрихском университете. И вдруг, к концу 1913 г., он совершенно внезапно оставил эти официальные уч­реждения и, как повествует традиционная юнгианская легенда, предался изучению коллективного бессознательного, уединив­шись в своем уютном доме в Кюснахте, что неподалеку от Цюрихского озера. С 1914 по 1919 гг. он резко снизил масштаб своих публикаций и замкнулся в узком кругу ближайших еди­номышленников. Именно наличие этого «узкого круга посвя­щенных», как отмечает Элленбергер, заставляет считать заявле­ния Юнга о том, что в этот период он был всеми отвергнут и пребывал в глубокой изоляции, несомненным преувеличением [80, р. 673]. Но что, спрашивается, мешает нам предположить, что это не просто преувеличение, а намеренная дезинформация, порожденная желанием казаться отвергнутым?! Именно так поступает Элленбергер, интерпретируя «изоляцию» Фрейда.

Как бы там ни было, но эта псевдоизоляция сопровождалась весьма тщательной конспирацией. Сведений о событиях, проис­ходивших в те далекие годы в Кюснахте, было очень немного. Информация оставалась необычайно скудной и к моменту на­чала элленбергеровской работы над проблемой «творческой болезни» у Юнга. Лишь за пару лет до появления статьи «Кон­цепция творческой болезни», как уже говорилось, в свет вышли «Воспоминания, сновидения, размышления». Кроме того, важ­нейшие сведения по данной теме, содержавшиеся в стенограм­ме серии семинаров, проведенных Юнгом в 1925 г. с неболь­шой группой его ранних соратников, еще только ждали своего обнародования. Элленбергеру удалось ознакомиться с рукопис­ным вариантом этого текста, а для широкой публики материа­лы семинаров еще долгое время оставались недоступными. Как уже говорилось, они были опубликованы лишь в 1989 г. [115]. О многих других источниках по данной проблеме, пылив­шихся на тот час в частных и библиотечных архивах, Эллен­бергер просто не знал. Их обнародование выпало на долю пред­ставителей следующего поколения юнговских критиков, прежде всего — Ричарда Нолла. Тем не менее, и собранных им по крупицам сведений оказалось достаточно для пускай и непол­ного, но все же весьма выразительного описания атмосферы, в которой создавалась новая «теория».