Расколдовывая Юнга: от апологетики к критике

Спецификой хомансовского подхода, как явствует уже из названия книги, является помещение Юнга в контекст, причем прежде всего в контекст социально–исторического порядка. Исходным пунктом рассуждений Хоманса является тот факт, что эволюция психоанализа в целом и юнгианства как одной из его ветвей отличалась достаточно выраженной социальной динамикой: в обоих случаях имело место превращение очень небольшой группы сторонников специфического психологи­ческого учения в могучую общественную силу, оказавшуюся одной из характерных черт социальной и культурной истории XX столетия. Наметки такого понимания фрейдизма были и у Элленбергера. Вспомним его недовольство сектантством, ца­рившим во фрейдовской школе. Однако то было лишь, так ска­зать, «замечание на полях», причем касающееся исключительно Фрейда. О том, насколько важным представляется Хомансу со­циальный аспект и в отношении Юнга, можно судить по тако­му его высказыванию: «Моя работа «Юнг в контексте» не яв­ляется книгой о Карле Юнге как таковом; она посвящена главным образом специфическому типу мышления, занявшему ведущие позиции (то бишь ставшему чем–то таким, что прини­мается за данность, абсолютную истину) в общественной жиз­ни высокоразвитых демократий Запада. Это книга о том типе мышления, который мы привыкли называть «динамической» или «глубинной» психологией» [95, р. XII].

В особой степени это замечание касается, конечно же, куль­турного пространства, в котором живет и работает сам Питер Хоманс, т.е. Соединенных Штатов Америки — страны, безус­ловно, очень непохожей на весь остальной мир, но в последнее время все чаще представляющейся многим народам в облике некоего образца для подражания, матрицы или, если угодно, «ар­хетипа» социального порядка, а порой даже и культурного ланд­шафта. Поскольку многие из черт социального устройства США вольно или невольно копируются (как правило, правда, весьма неординарно) и в странах бывшего СССР, нам должно быть небезынтересно следующее наблюдение Хоманса: «По мере того как Америка все более и более превращалась в общество лю­дей среднего класса, психоанализ все прочнее утверждался в роли ведущего набора идей, активно эксплуатируемых в про­цессе формирования социальных институтов» [95, р. 1]. Рост популярности психоанализа и усиление его социальной роли в странах бывшего СССР объясняется следующей тенденцией, являющейся как бы зеркальным отражением схемы, предло­женной Хомансом: в начале 90–х в атмосфере всеобщего ли­кования по поводу скорой и окончательной победы демокра­тии прозападного типа психоанализ оказался «на гребне», и ему стали стремительно воздавать все социальные почести, отня­тые у него еще на заре советского режима. Однако, поскольку в настоящее время начинает выясняться, что мы собираемся строить или, точнее, уже построили «демократию без среднего класса», будущее психоанализа как важного социального ин­ститута представляется в наших странах более чем проблема­тичным. В конце концов, раз уж мы обходимся без такого жиз­ненно важного элемента демократического устройства обще­ственной жизни, как средний класс, то распроститься с психо­анализом, ценность которого носит куда более спорный характер, нам будет, пожалуй, совсем нетрудно. С другой стороны, если чудо, обетованное нашими политиками–реформаторами, все же сбудется, и на территории бывшего СССР в один прекрасный момент расцветут полноценные демократии с зажиточным сред­ним классом во главе (готовым из собственного кошелька финансировать деятельность приватных знатоков глубин че­ловеческих душ), у нас еще будет возможность хорошенько призадуматься над тем, обязательно ли перенимать те элемен­ты демократий, которые на самом Западе уже порядком себя изжили.