Расколдовывая Юнга: от апологетики к критике

Однако и Хоманс все же сознается, что попытка применить к психологии Юнга обозначенный контекстуальный подход на­талкивается на одно весьма существенное затруднение. На мо­мент написания «Юнга в контексте», по верному замечанию Хоманса, практически вся литература на данную тему имела абсолютно внеконтекстуальный характер*. «Вместо того, что­бы допустить возможность укорененности юнговских идей в социальных и автобиографических процессах, авторы, пишущие о Юнге, предполагают (и это настроение передается читате­лям), что его мысли представляют собой застывший набор изо­лированных друг от друга идей касательно природы и характе­ра психики» [95, р. 16]. Происходит это, пртому что авторов подобных исследований обоснованность юнговских идей забо­тит куда меньше, нежели обоснование с их помощью собствен­ных воззрений. Если, например, в рамках контекстуального подхода, отстаиваемого Хомансом, концепция коллективного бес­сознательного является отражением определенных обществен­ных процессов, преломленных сквозь призму личного биогра­фического опыта К.–Г. Юнга (т.е. чем–то достаточно зыбким или, говоря современным компьютерным языком, «виртуальным»), то для юнгианцев и других симпатизирующих им авторов это же самое понятие приобретает «онтологический» статус, т.е. становится чем–то таким, что якобы существует независимо от чьего–либо индивидуального опыта. Это прискорбное обстоя­тельство послужило причиной того, что весь огромный легион комментаторов юнговского наследия разделился на два непри­миримо враждующих лагеря. Как правило, у столь пристраст­ных интерпретаторов «Юнг оказывается либо безответствен­ным отступником, изменившим делу Фрейда, либо необычайно одаренным и самобытным мыслителем, преодолевшим фрей­довский догматизм» [95, р. 17].

Вот некоторые элементы представляемой Хомансом общей панорамы этой кровопролитной идеологической битвы, развер­нувшейся в середине XX века вокруг личности и учения Юнга:

В рамках психологии существует разделение на юнгианцев и антиюнгианцев. Такие исследователи, как Мария–Луиза фон Франц [178], Иоланда Якоби [100] и Джун Зингер [164] рассматривают юнговскую психологию как путь, т.е. как но­вую точку отсчета, новый взгляд на мир, проясняющий природу современного общества, политики, религии, а в особенности — внутренней жизни индивида. <...> Им противостоят антиюнгианцы (как правило, это фрейдисты), например, Эрнест Джонс [104], Эдвард Гловер [89] и Филип Райфф 1155]. [...J Протестант­ский пастор Ганс Шеер [159], протестантский теолог Дэвид Кокс [65] и католический теолог Виктор Уайт [181] представ­ляют один полюс исследований по Юнгу, утверждая, что его анализ динамики коллективного бессознательного может слу­жить психологическим обоснованием христианских доктрин и практик. <...> Но другая группа теологов утверждает прямо противоположное. Католический богослов Раймонд Хости [98] и протестантские теологи Х.–Л. Филип [148] и Уильям Джон­сон [103] настаивают на том, что Юнг ниспровергает авторитет христианского откровения [19, pp. 18–19][25].

Однако Хоманс убежден, что отбросив эту идеологическую установку и встав на позиции контекстуального анализа, мы получим совершенно иную картину юнговского идейного на­следия как такового — не настолько удручающую, по словам Хоманса, как того хотелось бы фрейдистам, но также, следовало бы добавить, и необычайно далекую от того фальшивого ро­мантизма, которым грешит юнгианская апологетическая лите­ратура. Для достижения этой цели, по мнению Хоманса, исполь­зование подобной вторичной литературы оказывается излишним и даже вредным. Рассуждая о возможных по–настоящему ва­лидных источниках информации, он останавливает свой выбор на трех первичных текстах (точнее, блоках текстов): Собрании сочинений Юнга, его автобиографических «Воспоминаниях, сно­видениях, размышлениях» и опубликованной незадолго до вы­хода в свет «Юнга в контексте» переписке Юнга с Фрейдом (отсутствие полного издания которой существенно сузило ис­следовательскую базу анализа личности Юнга в «Открытии бессознательного»). Но, как оказывается, даже абстрагировав­шись от неразрешимых противоречий, которыми полна коммен­тирующая литература по Юнгу, достичь ясности в понимании хотя бы этих оригинальных источников тоже не так–то легко. «Эти материалы, — констатирует Хоманс, — сами по себе очень многогранны и сложны. Порой их интерпретация представля­ется простой и прозрачной, но зачастую оказывается туманной и даже внутренне противоречивой. Налицо не только конф­ликт между различными текстами, но и каждый из этих тек­стов, отдельно взятый, содержит массу неясностей и потому нуждается в специальной реконструкции» [95, р. 23]. Напри­мер, «Воспоминания, сновидения, размышления», по признанию самого Юнга, являются не столько автобиографией, сколько «ав­томифологией» (Юнг сам говорил, что в этой книге изложен его «личный миф»).