Что касается непосредственно элленбергеровского понятия «творческой болезни», которое нам уже хорошо знакомо, то тут целесообразно с самого начала выделить в рассуждениях Хоманса следующие принципиальные пункты. Во–первых, автор «Юнга в контексте» в целом очень высоко оценивает, как он выражается, «основной тезис» работы Элленбергера, направленной, по мнению Хоманса, в первую очередь на доказательство того, что «истоки динамической психиатрии следует искать отнюдь не в научно–экспериментальной разработке идейного наследия прежних эпох... а в том, что он (Элленбергер. — В.М.)
называет “творческой болезнью”» [95, р. 33]. Но, вместе с тем, Хоманс утверждает, что элленбергеровская концепция имеет ряд существенных изъянов, в частности: «Элленбергер не осознает, сколь значительное воздействие на развитие «творческой болезни» Юнга оказали его отношения с Фрейдом. Возможно, это объясняется тем, что он (Элленбергер. — В.М.) написал свою книгу еще до того, как была опубликована их переписка. Он игнорирует болезненные отношения, сложившиеся у Юнга с его родителями... а также роль, принадлежащую в формировании его психологических идей факторам религиозного порядка. Более того, Элленбергер не устанавливает никакой специфической связи между переживаниями, испытаннымиЮнгом во время этого критического периода, и текстами, в которых эти идеи нашли свое первое воплощение» [95, р. 35]. Справедливости ради следует отметить, что о болезненных отношениях Юнга с родителями Элленбергер все же говорил (даже увязывал происхождение понятия «индивидуация» с переживаниями, возникшими у Юнга вследствие низкого социального статуса его отца — см. предыдущую главу),
однако все остальные замечания Хоманса представляются весьма серьезными и могут быть по достоинству оценены лишь после знакомства с его собственной концепцией.Согласно Хомансу, пробелы, обнаруженные им у Элленбергера, могут быть отчасти восполнены благодаря заимствованию ряда идей относительно Фрейда, сформулированных Эриком Эриксоном в его статье «Первый психоаналитик». Эриксон говорит о том, что в период, предшествовавший появлению «Толкования сновидений» (Эриксон называет эту фазу фрейдовской биографии периодом «психологического открытия»), Зигмунд Фрейд пережил глубокий кризис в трех
различных сферах (в области терапевтической техники; в вопросе о концептуализации клинического опыта; в личной сфере), и именно разрешение этой троякой задачи привело к его основным «психологическим открытиям», а также завершилось формированием новой личностной идентичности в качестве «первого психоаналитика». В свою очередь, Хоманс считает весьма перспективным перенесение этой модели на формирование идей Карла Густава Юнга. По его словам, «Юнг тоже пережил троякий кризис. <...> У него, так же, как и у Фрейда, имело место взаимное пересечение мыслительных, личностных и профессиональных проблем, разрешение которых произошло в ходе критического периода. Таким образом, мы имеем возможность интерпретировать это время в жизни Юнга как период утраты им собственной идентичности и усиленной борьбы за реинтеграцию этих трех измерений в единое психологическое открытие» [95, р. 37]. Однако самые важные «добавки» к элленбергеровской концепции «творческой болезни» Хоманс делает в связи с иной проблемой.