Расколдовывая Юнга: от апологетики к критике

Особые трудности возникают при анализе юнговского Со­брания сочинений — во многом ввиду неуемной склонности автора бесконечно редактировать, а то и вовсе переписывать свои работы. Отсутствие четких указаний на то, какие фраг­менты остались в оригинальном виде, а какие приведены в новой редакции (которой по счету? когда именно осуществлен­ной?), делает восстановление биографического контекста ме­роприятием необычайно сложным и, возможно, даже экстрава­гантным. Такие хронологические затруднения весьма ощутимо сказываются при анализе знаменитых юнговских «Двух эссе об аналитической психологии», претерпевших с момента свое­го написания массу авторских переработок. Тем не менее, по основным пунктам исследования характерное для Хоманса внимание к подобным деталям приносит ощутимые плоды. Например, работа «Либидо, его метаморфозы и символы». Под таким заглавием она была опубликована в 1912 г., однако в пятом томе юнговского Собрания сочинений (1967 г.) фигури­рует уже как «Символы трансформации» и разительно отлича­ется от оригинала. Как отмечает Хоманс, в кругах правовер­ных юнгианцев принято ссылаться лишь на этот поздний вариант, скрывающий подлинный характер эволюции юнговс­кого мировоззрения. Поэтому единственно возможным источ­ником информации он считает вышедшее в 1965 г. переизда­ние английского перевода этой книги, сделанного еще в 1916 г. с оригинала 1912 г. На этих библиографических деталях, имею­щих принципиальное значение для оценки деятельности Юнга, Элленбергер, в отличие от Хоманса, свое внимание особо не концентрировал.

Тем не менее, Хоманс все же решается прорваться сквозь пелену неясностей и противоречий, пересмотрев при этом так­же и распространенное мнение о якобы необозримых горизон­тах юнговских интересов, и предлагает вместе с ним допустить, что в истоках всего этого кажущегося многообразия лежит некий основополагающий процесс («core process») и вытекаю­щие из данной смысловой сердцевины три темы, явственно прослеживающиеся во всех зрелых произведениях Карла Гус­тава Юнга.

Таковым основополагающим процессом Хоманс считает то, что Юнг называл индивидуацией. Вспомним, что и Элленбергер несколько раз отмечал, что «зерна» или «зародыши» этого поня­тия присутствовали в ряде ранних сочинений Юнга (таких, на­пример, как его докторская диссертация 1902 г.), написанных задолго до официального введения термина «индивидуация». Хоманс идет еще дальше. Согласно его гипотезе, практически все идеи, содержащиеся в несметном количестве книг и статей, написанных Юнгом после создания собственного интеллекту­ального движения, могут быть рассмотрены как примеры при­ложения этого основополагающего понятия (или процесса) к трем центральным объектам его интересов: а) к клинической работе (эта тема неразрывно связана с оценкой, даваемой Юн­гом психоанализу Фрейда); б) к религии — прежде всего хри­стианской; и в) к современности. Ниже мы увидим, что такая структуризация позволит Хомансу, говоря о поздних этапах де­ятельности основателя аналитической психологии, представить (или, по крайней мере, попытаться представить) результаты своих исследований в виде законченной концепции.

Однако, согласно периодизации интеллектуальной биографии Юнга, предложенной Хомансом, фазе зрелости юнговского уче­ния (с 1918 г. и до конца его жизни) предшествовал достаточно продолжительный (с 1900 по 1918 гг.) и, что самое главное, весьма запутанный период, в ходе которого из массы разроз­ненных переживаний, заимствований и инсайтов мучительно формировалась та самая система взглядов, которая в настоящее время известна всему миру как «аналитическая психология К.–Г.Юнга». Контекстуальный анализ обоих обозначенных пе­риодов должен производиться с учетом роли, которую в про­цессе вызревания этой независимой позиции сыграли такие фак­торы, как специфика биографии Юнга, его отношение к религии, а также социальные аспекты соответствующей эпохи.

Спор о диагнозе: «творческая болезнь» или «борьба с нарциссизмом»?

Как следует из названия этого раздела, в вопросе диагнос­тирования специфической психической аномалии, послужившей едва ли не основным генератором многих психологических концепций Юнга, у Элленбергера нашелся весьма внушитель­ный союзник и в то же время оппонент — Питер Хоманс. Новое прочтение «творческой болезни Юнга», предложенное Хомансом, крайне интересно прежде всего потому, что в каче­стве отправного пункта для собственной версии относительно психологических факторов, сыгравших критическую роль в фор­мировании самобытной юнговской мысли, он воспользовался соображениями не одного лишь Элленбергера, обратив внима­ние на еще две психобиографические гипотезы, содержащиеся в работах Эрика Эриксона и Хайнца Кохута.