Расколдовывая Юнга: от апологетики к критике

Однако, давая это заключение, Хоманс забывает упомянуть о том, что сей неформальный религиозный опыт Карла Густава Юнга, начиная с момента его обнародования, был одобрен и перенят огромным количеством людей, доверившихся открове­нию, явившемуся им в процессе индивидуации, и принявшихся проповедовать догматы этой новой религии следующим поко­лениям прозелитов. Этот недостаток был исправлен самим Хомансом в предисловии ко второму изданию (1995), речь о ко­тором пойдет чуть позже. Возможно, внести эту поправку в свои рассуждения Хоманса побудили выводы, обнародованные автором «Культа Юнга» годом раньше (1994): «Чрезвычайно влиятельный американский юнгианец Эдвард Эдингер открыто признает пророческую роль Юнга для двадцатого столетия, равно как и принципиально религиозную природу юнгианского дви­жения. В одной из своих публикаций Эдингер даже оценивает произведения, содержащиеся в Собрании сочинений Юнга, как «новое откровение», которому суждено заменить Новый и Ста­рый Заветы[28]. Фрагменты из юнговских работ в наши дни не­редко зачитываются некоторыми священниками во время про­поведей. Так, например, Юнга принято цитировать на службах, проходящих в ньюэйджевской «Гностической Церкви», базиру­ющейся в Сан–Франциско. Не становимся ли мы свидетелями рождения еще одного религиозного движения, которому сужде­но в один прекрасный день создать свои собственные ритуали­зированные церемонии и даже храмы в духе Эммануэля Све­денборга? Наблюдая за юнгианским движением и его соединением со ставшей столь популярной в конце XX столе­тия духовностью «New Age», не становимся ли мы очевидцами начальных стадий утверждения веры, основывающейся на апо­феозе Юнга в качестве Богочеловека?» [144, pp. 296–297].

Безусловно, подобные вопросы — это реакция на измене­ния, решительно обозначившиеся во многом уже после первого издания «Юнга в контексте». Так или иначе, еще в 1979 г. сам Хоманс четко осознавал, что неуклонный рост рядов этой нео­бычайно сплоченной когорты верующих в юнговского «бога внутри нас» (если взглянуть на этот процесс в свете очевид­ного упадка традиционного христианства) вполне может ква­лифицироваться как процесс постепенного утверждения само­стоятельного духовного движения, в перспективе имеющего неплохие шансы достичь самых вершин религиозного Олимпа европейской цивилизации. По крайней мере, в истории такое случалось: нарциссизм одного–единственного человека, к пол­ному изумлению трезвых и скептичных рационалистов, уже не раз превращался в символ веры для многих и многих.

Юнг и поп–культура: параметры востребованности

Подобная недооценка масштабов канонизации личного ре­лигиозного опыта Юнга в умах многих его последователей от­части компенсируется хомансовским анализом социологичес­ких факторов, сыгравших существенную роль в формировании и распространении идей аналитической психологии. Стреми­тельный рост популярности юнгианства, да и само его появле­ние имели место лишь потому, что личный опыт основателя этого движения отвечал некоторым массовым ожиданиям и запросам. В противном случае юнговскую борьбу с верой отца, его личностно–мистически–нарциссическое видение религии, а заодно и все его прочие идеи следовало бы занести в разряд чистой психической патологии, лишенной какой–либо связи с креативностью.

Провести подобную социологическую контекстуализацию Хомансу удается благодаря творческой переработке идей, сфор­мулированных авторами двух важных трудов по «социологии психологического знания» — Фредом Вайнстайном и Джераль­дом Плэттом (в их книге «Воля быть свободным» [180]) и Мартой Роберт («От Эдипа к Моисею: Еврейская идентичность Фрейда» [158]). В данный момент мне бы хотелось остановить­ся на уроках, извлеченных Хомансом из второй работы. Не­смотря на то, что книга Марты Роберт посвящена анализу со­циальных аспектов личности Фрейда, Хоманс находит в ней много ценного для освещения личности Юнга. В работе «От Эдипа к Моисею» выдвигается гипотеза о том, что на формиро­вание фрейдовского мировоззрения существенно повлиял факт вовлеченности его родителей в эпохальный конфликт между «двумя культурами» — секулярной культурой немецкой бур­жуазии с ее пиететом перед наукой, с одной стороны, и религи­озной культурой традиционного иудаизма, с другой. Марта Ро­берт убеждена, что настойчивая борьба Фрейда за научную независимость психоанализа отражала его желание освободиться от пут традиционного иудаизма и влиться в общегерманский буржуазно–культурный контекст. Основной причиной такого разрешения конфликта между двумя культурами Роберт счита­ет невыразительность аргументов в защиту иудаизма, предло­женных юному Зигмунду его отцом.