Расколдовывая Юнга: от апологетики к критике

В совершенно аналогичной ситуации находился, по мнению Хоманса, и Юнг. Только в его случае антиподом научного ми­ровоззрения служило традиционное христианство, защитником которого, кстати, также выступал слабый и невыразительный отец. В своих мемуарах Юнг попытался дать собственную вер­сию разрешения этого конфликта. По его словам, еще со вре­мен своего обучения на медицинском факультете он испытывал «сильнейшее притяжение к науке с ее истинами, базирующи­мися на фактах», «глубоко проникся научным материализмом той эпохи» [117, pp. 72, 74]. Поверив в искренность этих заяв­лений, а также поддавшись уверениям (которыми пестрят мно­гие работы Юнга) относительно эмпирического происхожде­ния основных принципов аналитической психологии, можно было бы предположить, что он разрешил этот спор в пользу науки. Однако, к великому сожалению многих восторженных сторонников аналитической психологии (к коим до 1998 г. относился и автор этих строк, некогда считавший, что лишь юнговское осмысление темных глубин человеческой души «вы­вело исследования бессознательного на подлинно научные ру­бежи» [27, с. 104]), это лишь одна из многочисленных юнговских мистификаций. Достаточно припомнить, что именно говорил Юнг о своем отношении к материалистической науке в лек­ции, прочитанной им в далеком 1896 г. перед членами ассоци­ации «Зофингия» (см. предыдущую главу), и ложь станет оче­видной.

Так что же он сотворил с наукой и религией на самом деле? Говорит ли об этой противоречивости Хоманс? Увы, нет. Об­щий недостаток «Юнга в контексте», с точки зрения истории науки, состоит в том, что автор изъявил готовность опираться лишь на опубликованные источники. Что касается ранних лек­ций Юнга, впервые изданных лишь в 1983 г. (то есть через четыре года после выхода в свет «Юнга в контексте»), Хоманс не рискнул даже упомянуть о сенсационных материалах, пред­ставленных Элленбергером еще в 1970 г. Соответственно, хомансовская трактовка преломления Юнгом конфликта между верой и разумом должна рассматриваться с поправкой на это серьезное упущение.

Трудно не согласиться с тем, что не следует верить заявле­ниям самого Юнга, согласно которым он–де в равной степени отбросил как фрейдовский психоанализ (который, правда, у Хоманса почему–то предстает в качестве единственного знакомо­го Юнгу образа «научной психологии»), так и традиционное христианство. Совершенно верными представляются также и следующие замечания: «Его (Юнга. — В.М.) система является скорее принципиальной альтернативой как христианству, так и психоанализу, использующей некоторые аспекты обеих этих ориентаций для совершенно нового синтеза. Юнг почувство­вал, что ему следует создать такую концептуальную систему, которая смогла бы предоставить выгодную позицию для оцен­ки классического психоанализа, традиционного христианства и реальных устремлений современного ему «массового челове­ка». ... Он понял, что этот человек не в состоянии принять какую–либо систему верований на публичном, институциональ­ном уровне. ... Он был также убежден, что этот человек, не­смотря на свой необычайный рационализм, продолжал испыты­вать потребность в личностной трансформации. Он осознал, что эта потребность сохранилась, невзирая даже на то, что хри­стианство, долгое время служившее моделью для подобного трансформационного процесса, утратило свою былую силу и вес» [95, р. 104].