Расколдовывая Юнга: от апологетики к критике

Для осуществления этой цели Юнгу потребовалось произ­вести одну риторическую процедуру, весьма несложную с точ­ки зрения формальной логики, но поистине грандиозную, если рассматривать ее с учетом реального историко–культурного контекста. В высказывании «религия — плод человеческой пси­хики» Юнг поменял местами субъект и предикат и добавил не­сколько новых дескриптивных терминов. В результате этой за­мены типично фрейдовское утверждение о том, что религия — суть иллюзия, порожденная исключительно человеческой психикой, преобразовалось в прямо противоположное по смыс­лу: человеческая психика настолько могуча, что способна быть фундаментом такого величественного явления, как религия. Религия, понятая так, превращается из иллюзии про­шлого в мечту будущего. Соответственно, есть все основания согласиться с Хомансом в том, что о перспективах этой «ил­люзии» Юнг говорил в свои зрелые годы не столько в науко­образных терминах «герменевтики подозрения», сколько на про­роческом языке «герменевтики утверждения». Пользуясь терминологией того же Рикера, можно сказать, что у Юнга ар­хеология культуры переросла в ее телеологию. Именно в связи с этим различием в отношении к религии появляется возможность говорить о специфической роли "аналитической психологии Карла Густава Юнга в масштабах человеческой культуры как таковой. Если «герменевтика подозрения» Фрей­да предоставила человечеству новый инструмент для анализа культуры, то юнговская «герменевтика утверждения» может быть признана одним из самых неординарных проектов по ее преобразованию.

Идея о двух функциях глубинной психологии — «культуро­анализирующей» (culture–analyzing) и «культуросозидающей» (culture–making) — была высказана Хомансом применительно к ее фрейдовской и юнговской разновидностям в предисловии ко второму изданию «Юнга в контексте» [95, р. XIII]. Однако там же Хоманс сделал одну существенную оговорку: «Начи­ная с 1914 г. (т.е. примерно одновременно с написанием ста­тьи о психоаналитическом движении и спустя всего лишь не­сколько месяцев после разрыва с Юнгом) Фрейд решительно отказался от прежней «культуроанализирующей» направлен­ности собственной работы и стал все чаще и чаще предлагать свои психоаналитические изыскания в качестве социального инструмента, способного сослужить пользу делу мира, борьбе за преодоление расовой и национальной розни. Таким образом, его анализ культуры тоже превратился в созидание культу­ры» [95, р. XXX].

Этот важнейший тезис о культуротворческом характере юнгианства, будучи рассмотрен в связи с уже упоминавшимся родством между данным учением и психологией современно­го «массового» человека, неизбежно трансформируется в воп­рос о том, не идет ли речь о культуре особого рода — популяр­ной, массовой или, попросту говоря, поп–культуре? Опыт, накопленный Хомансом за шестнадцать лет, прошедших с мо­мента выхода в свет первого издания «Юнга в контексте», по­мог ему решиться сказать, что это именно так. Несмотря на все решительные протесты Фрейда против того, чтобы его теории смешивали с мировоззрением «масс», психоанализ превратил­ся в то, чем он всегда зарекался не быть, а именно — в важ­нейший элемент западной поп–культуры. Причем, оказывается, что в этом плане вся глубинная психология пошла путем, пред­начертанным отнюдь не ее основателем (Зигмундом Фрейдом), а одним из его ранних соперников — Карлом Юнгом. Именно Юнг, несмотря на отличающую все его трактаты изощренно­аристократическую эрудицию и характерный для всего его жизненного пути социальный эгалитаризм, может и должен считаться подлинным учредителем и генеральным распрост­ранителем уникального культмассового товара, преподносимо­го современному потребителю под торговой маркой «Психо­анализ».

Красочное подтверждение тезиса о том, что аналитическая психология преуспела в подобном «омассовлении» психоана­лиза, может быть получено благодаря знакомству с одной весь­ма симптоматичной работой — психологическим бестселле­ром «Незаезженная дорога», принадлежащем перу, как это ни странно, психоаналитика–фрейдиста Скотта Пека [147]. Книга эта целый год числилась среди бестселлеров в воскресных выпусках газеты «New York Times» и на протяжении нескольких лет продолжала пользоваться невиданным спросом у англо­язычных читателей. Секрет такого успеха может быть объяс­нен особой «набожностью» американской культуры (набож­ной ее называл Фрейд, видимо, предчувствовавший, что именно здесь в его учении наиболее выпукло проступят черты, кото­рые он сам предпочел бы оставить незамеченными).