Карл Маркс выразил антипатию Модерна по отношению к прошлому в знаменитой фразе: «Традиции всех прошлых поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых»[194]
. Для Маркса человек суверенен и свободен лишь тогда, когда он говорит и действует без оглядки на прошлое, «забыв» исторические идеалы и образцы прошлого. Если Кромвель еще нуждался в откровениях ветхозаветных пророков, а французская буржуазная революция не обошлась без костюмированных античных героев, то: «Социальная революция XIX века может черпать свою поэзию только из будущего, а не из прошлого. Она не может начать осуществлять свою собственную задачу прежде, чем она не покончит со всяким суеверным почитанием старины». Далее Маркс добавляет: «Революция XIX века должна предоставить мертвецам хоронить своих мертвых, чтобы уяснить себе собственное содержание»[195]. Вкрапление цитаты из Евангелия от Матфея свидетельствует о том, что обращение Маркса к чистому настоящему и будущему также заимствует свою патетику из евангельского ожидания близкого конца. Прошлое необходимо оторвать от настоящего, поэтому прошлое должно быть полностью обесценено и объявлено старым хламом, суеверием, кошмаром. Своим обесцениванием прошлого как царства «мертвецов», несущего угрозу живым, Маркс проецирует расхожее с эпохи Просвещения противопоставление «живое против мертвого» на ось времени, превращая тем самым прошлое в некую иллюзорность. Ницше, еще один критик историзма, также сетовал на парализующее бремя прошлого, однако указывал, что возможен способ использования истории, жизнеутверждающий и ориентированный на будущее; имелась в виду монументальная форма с ее мобилизующими, героическими образцами, которые не слишком ценились Марксом. Другая рекомендуемая Фридрихом Ницше форма использования истории гораздо ближе Марксу. Это «критическая история», под которой Ницше подразумевал разрыв с прошлым и его разрушение во имя нового будущего. По словам Ницше, тот, кто решается на подобное использование истории, «должен обладать и от времени до времени пользоваться силой разбивать и разрушать прошлое, чтобы иметь возможность жить дальше; этой цели достигает он тем, что привлекает прошлое на суд истории, подвергает последнее самому тщательному допросу и, наконец, выносит ему приговор»[196]. Впрочем, такую форму разрыва Ницше считал небезопасной, поскольку в упоении разрывом можно разрушить собственные основы.Ключевым понятием данного аспекта темпорального режима Модерна стало, однако, не «критическое разрушение», а «созидательное разрушение». Оно было введено в оборот в середине XIX века (за десятилетие до процитированного «Восемнадцатого брюмера Луи Бонапарта») профессиональным революционером Михаилом Бакуниным. Его вдохновляла миссия разрушения существующих структур. Но он понимал свою миссию как созидательную, а не деструктивную и даже сформулировал эту антитезу в знаменитой фразе, подчеркивающей взаимосвязь обоих аспектов: «Страсть к разрушению есть вместе с тем и творческая страсть» («Die Lust der Zerstörung ist eine schaffende Lust»). Эта формула является, пожалуй, самой радикальной характеристикой темпорального режима Модерна[197]
. Век спустя идея русского революционера при совершенно иных обстоятельствах, а именно в сердце американского империализма, получила несколько иное выражение. Здесь можно увидеть, что данный аспект темпорального режима Модерна одинаково действует для столь полярных политических идеологий, как коммунизм и капитализм[198]. Экономист Йозеф Алоиз Шумпетер, эмигрировавший в тридцатые годы в США, опубликовал там свою книгу «Капитализм, социализм и демократия» («Capitalism, Socialism and Democracy», 1942). Седьмая глава этой книги озаглавлена «Процесс креативной деструкции» («The Process of Creative Destruсtion»)[199]. Шумпетер описывает капитализм как эволюционную систему, напрямую увязывая свою концепцию с идеями Карла Маркса. На взгляд Шумпетера, капитализм представляет собой экономический процесс, непрерывный, безостановочный и не знающий завершения. «Основной импульс, который приводит капиталистический механизм в движение и поддерживает его на ходу, исходит от новых потребительских благ, новых методов производства и транспортировки товаров, новых рынков и новых форм экономической организации, которые создают капиталистические предприятия»[200]. Чтобы создавать новое, капитализм должен постоянно разрушать собственные структуры, поэтому Шумпетер говорит об «истории революций»: капитализм выигрывает от непрерывной замены устаревших технологий и индустрий новыми.