Распалась связь времен? Взлет и падение темпорального режима Модерна

Выражение «изобретение исторического» имеет в виду другое понимание историзма, который сам является составной частью модернизации. Эрнст Шулин конкретизировал это на примере Великой французской революции. Речь идет о простом бытовом случае: после смерти человека приходится избавляться от большого количества вещей из его наследия, разбирать их для сохранения, выбрасывать на свалку или уничтожать. Подобная прагматическая необходимость известна каждому – новая и продолжающаяся жизнь требуют себе места. После утилизационного порыва, говорит Шулин, обычно происходит обратное движение: как только обнаруживается, что «уцелело слишком мало, начинают заботиться о сохранении традиций»[229]. Прошлое, еще недавно служившее помехой, становится ценным по мере того, как его материальное наличие оказывается дефицитным. Статья Шулина описывает не бытовой эпизод, а парадигматический исторический разрыв. Он пишет о рождении нового историзма из духа Великой французской революции. «Отказ от прошлого» Шулин связывает с важной исторической развилкой, повлекшей за собой сознательный разрыв с прошлым и разрушение материальной культуры. Он считает современную историческую науку продуктом эпохи Просвещения, поскольку та была изначально «враждебна – существующей, господствующей – традиции. Историческая наука создана, чтобы критически осмыслить религиозные, государственные и социальные традиции, понять их историческую относительность»[230]. Однако, добавляет Шулин, «это критическое разрушение постоянно и даже во все большей мере увязывается с тем, что я называю “попытками реконструкции”. Они обеспечивают восстановление за счет сохранения в архивах и библиотеках, за счет доступности в виде новых изданий, за счет историографии и нового инсценирования в художественных и публицистических формах»[231].

Особенно убедительно Шулин показывает двойственность импульса разрушения и сохранения на примере Великой французской революции. Радикальный разрыв с прошлым был публично продемонстрирован на Вандомской площади символическим сожжением феодальных архивов, которые хранились семействами знатных французских аристократов. Революционный разрушительный импульс был направлен и против мертвых, ибо считалось необходимым сломить их власть над настоящим. «За трое суток в августе 1793 года был разорен пятьдесят один склеп» и этим, по словам местного монаха, «уничтожена работа двенадцати веков»[232]. Телеги, нагруженные разбитыми могильными плитами и скульптурами, отправлялись в упраздненный монастырь, который поначалу стал складом, но постепенно превратился в исторический музей. В 1795 году из обломков возник Musée des Monuments Français (Музей французских монументов). То, что утром свергали с пьедестала и громили, спустя несколько часов собирали и отвозили в новые учреждения, каковыми являлись Исторический музей и Архив. Древние традиции уничтожались как средоточие старых ценностей, но одновременно они консервировались в виде исторического знания. Александр Ленуар[233] был готов объявить эти материальные свидетельства прошлого «памятниками искусства и образования», при условии, что они будут отнесены к ушедшей эпохе, значимость которой официально утратила силу. Апологетическая аргументация Ленуара звучала следующим образом: статуи принадлежат сфере искусства, а потому имеют ограниченную практическую ценность, служа лишь моделью для будущих скульпторов, которым понадобятся образцы прежних одеяний при максимально точном воссоздании исторических сюжетов.

Историзм действительно сочетается с максимально точным знанием о прошлых эпохах, которые, удаляясь от нас, становятся все более чуждыми. В Новое время на Западе это знание предоставляется профессиональным историкам в рамках новой академической дисциплины, появившейся в начале XIX века. Новый научный этос данного академического цеха состоял в том, что его представители базировали свои исследования на добросовестном отношении к источникам, подлежащим проверке научного сообщества. Разумеется, эти историки занимали не только критические позиции, они руководствовались в своей научной деятельности также соображениями политической легитимации и идеологической ориентации. Однако подобные обстоятельства не меняли того факта, что профессиональный идеал нового критического отношения к историографии стал одним из ключевых элементов Модерна и важным аспектом его темпорального режима. Отныне архивисты, хранители библиотек и музеев, историки и другие гуманитарии образовали группу профессиональных специалистов по изучению прошлого, работников обширной сферы историзма.