Распалась связь времен? Взлет и падение темпорального режима Модерна

Понимание данного обстоятельства вовсе не означает, что идентичностные конструкции оказываются поверхностными, фальшивыми и конъюнктурными. Оно лишь означает, что человек избирает свою идентичность, осваивает ее, несет за нее ответственность и проживает ее; тем самым идентичности служат жизненно важной частью культурной практики. На метауровне эта практика подлежит наблюдению, рефлексии, оценке и критике. Подытоживая краткое обращение к проблеме идентичности, можно сказать, что прошлое отнюдь не является некой надежной константой (вроде плюшевого мишки) во все более стремительно изменяющемся мире. Его значение заключается не в стабильной субстанции ценного культурного наследия, вроде тысячелетней сокровищницы Хальберштадтского собора. Такое наследие инертно, покуда к нему не обращаются заинтересованно, то есть покуда не появляется наследник, готовый хранить это наследие в настоящем. То, к чему мы обращаемся в истории и как пользуемся им, зависит от насущных потребностей, от ценностей и интересов тех, кто – подобно Хорсту Кёлеру в 2008 году в Хальберштадте – апеллирует к прошлому, руководствуясь спецификой настоящего.

Теория компенсации и теория памяти. Два различных подхода к прошлому

Теория модернизации отождествляет «прошлое» с тем, что некогда произошло и в силу естественного течения времени ушло навсегда. Впрочем, современная культура создала анклавы, где прошлое сохраняется и интерпретируется в настоящем. Это институции исторической науки, в которых профессиональные историки занимаются этим отделенным от настоящего и необратимо ушедшим временем. В новелле «Непорядок и раннее горе» Томас Манн написал литературный портрет профессора истории, четко разделив временны´е уровни настоящего и прошлого, что и конституирует историческую науку. «Ведь прошлое, признается сей кабинетный ученый, доктор Корнелиус, прогуливаясь перед ужином вдоль набережной, окружено атмосферой безвременья и вечности, а эта атмосфера больше по душе профессору истории, чем дерзкая суета современности. Прошлое незыблемо в веках, значит, оно мертво, а смерть – источник всей кротости и самосохранения духа»[319]. Прошлое успокаивает нервы, и объясняется это тем, что оно мертво, окончательно миновало, покоится в мире, недоступно для перемен, которые несет с собой настоящее, а главное, не предъявляет больше никаких требований к живущим. Это прошлое, упрятанное за стеклянной витриной и названное Козеллеком «чистым прошлым», является предметом исторической науки.

Теория компенсации частично модифицировала данный образ истории. Она указала, что прошлое не только отделилось от настоящего и безвозвратно ушло, но и вторгается в настоящее, сохраняется там как «реликты» или «прошлое» в виде традиций или обычаев; это связано с важным феноменом замедления. Сохраняющиеся в настоящем пережитки прошлого способны приносить определенную пользу. Они используются не просто для забавы, но могут служить опорой и успокоением в турбулентные времена. Прошлое успокаивает, прежде всего, тем, что оно миновало; ведь старое не способно устареть еще больше, как мертвое уже не умрет. Поэтому то, что уже совершило переход в безвременье и вечность, может считаться надежным и неизменным.

Подход к прошлому, содержащийся в теории модернизации, резко отличается от подхода к прошлому в теории памяти, который базируется на ином взаимоотношении между временем, идентичностью и культурой. «Прошлое, которое не умерло и не было похоронено, фактически даже не является прошлым», – гласит ключевая реплика в пьесе Уильяма Фолкнера[320]. Ей вторит начало романа Кристы Вольф «Образы детства»: «Прошлое не умерло. И даже не прошло. Мы отторгаем его от себя, отчуждаем»[321]. Для теории памяти прошлое не умирает. Оно возвращается в настоящее сознанием вины и упущения; из этого похожего на ртуть вещества состоят идентичность и смыслы. Так или иначе, прошлое не становится успокоительным средством, оно требует усилий и несет в себе причину споров и разногласий вокруг памяти и забвения. Прошлое служит объектом притязаний и требований, содержанием признаний и обвинений, предметом присвоения и отторжения. Короче, обращение к прошлому подразумевает нечто иное и гораздо большее, чем преемственность, замедление скорости и устойчивость ориентиров среди стремительных перемен современной жизни.