Распалась связь времен? Взлет и падение темпорального режима Модерна

Кризисы временнóго сознания случались и раньше. Один из таких кризисов был констатирован Фридрихом Ницше во «Втором несвоевременном размышлении», посвященном историзму конца XIX века. В ту пору его раздражала эклектика архитектурных стилей в интерьерах и фасадах богатых домов: элементы готики, ренессанса, барокко и рококо легко осовременивались благодаря приставке «нео» и бездумно использовались в самых нелепых сочетаниях. Это чисто декоративное цитирование прежних эпох Ницше считал фальшивым, поверхностным, жульническим и бесплодным в противоположность подлинной культуре, которая «может вырасти и развиться лишь на почве жизни»[326]. Критика Ницше направлена на моральные (фальшь, жульничество) и биологические (бесплодие) ценностные представления. Воздействие его критики оказалось чрезвычайно устойчивым. Она вооружила аргументацией последующие поколения архитекторов и градостроителей, которые во имя чистоты эстетического вкуса сносили исторические сооружения или, по крайней мере, сбивали фальшивые орнаменты на фасадах.

Ницшеанская критика историзма была направлена не только против стилевой эклектики, но и против новой формы производства знания, которая утверждалась в новых гуманитарных факультетах. Их обращение к прошлому отказывалось от связи с настоящим, отрывая «чистое прошлое» от настоящего. Историзм как чистое прошлое означал для Ницше нивелирование всех событий прошлого. Они становились чистым предметом научного любопытства, утрачивая всякое отношение к современности, благодаря которому происходит избирательное и ценностное освоение прошлого. Для исторического исследования все оказывалось интересным в равной мере. Ницше воспринимал подобное расширение исторического интереса как выхолащивание памяти с ее функциями отбора, оценки, конструирования смысла и формирования идентичности. Он апокалиптически описывал историзм как «неистово-необдуманное раздробление и разрушение всех фундаментов, растворение их в непрерывно-текучее и расплывающееся становление, неустанное расщепление и историзирование всего прошлого современным человеком – этим большим пауком-крестовиком в центре всемирной паутины»[327].

Ницшеанская риторика кризиса и катастрофы оказала устойчивое влияние на наше мышление и наши представления. Центральное место занимают в ней образы болезни, импотенции, утраченных ориентиров и полной беспомощности: «Но она больна, эта освобожденная от оков жизнь, и ее нужно лечить. У нее множество недугов, ее заставляют страдать не только воспоминания о прежних оковах, но и новая болезнь… – историческая болезнь. Избыток истории подорвал пластическую силу жизни, она не способна больше пользоваться прошлым как здоровой пищей»[328].

Главная мысль Ницше заключалась в следующем: «…знание прошлого во все времена признавалось желательным только в интересах будущего и настоящего, а не для ослабления современности, не для подрывания устоев жизнеспособной будущности»[329]. Это бурно умножающееся, оторванное от настоящего знание о прошлом приобретает характер неукротимого цунами, ибо «пограничные столбы сброшены, и все, что когда-либо было, обрушивается на человека. <…> Словно из неиссякаемого источника, изливаются на человека все новые и новые потоки исторического знания, чуждое и лишенное связи надвигается на него, память широко отворяет свои двери, все же не будучи в состоянии вместить всего»[330].

Вполне очевидно, что нынешние критики нового историзма вдохновлялись этими сентенциями. Но предметом их критики служит уже не профессиональная историческая наука, несущая угрозу современной жизни, а мемориальная культура, которая стала всесильной соперницей этой исторической науки. Новый кризис времени возник не из-за лавинообразного прироста знания, оторванного от настоящего и переполняющего научные архивы, а из-за того, что сама современность стала маниакально зависимой от прошлого, утратив всякую дистанцированность и четкую разделительную способность по отношению к прошлому.

В этой главе будут представлены три автора, которые глубоко проанализировали изменения нашего темпорального режима и вызванный этими изменениями кризис: Ханс Ульрих Гумбрехт, французский историк и этнолог Франсуа Артог, а также американский политолог Джон Торпи. В рамках различных профессиональных, биографических и культурных контекстов все трое подробно охарактеризовали проблемы, обусловленные новой структурой – и следовательно, нарушением прежней структуры – взаимосвязей между прошлым, настоящим и будущим.