«Nos sumus tempora» («Время – это мы»), – говорится у Блаженного Августина[323]
. Люди не подчиняются природным циклам или физически запрограммированным процессам, они вынуждены проживать свое время осознанно, определяя собственные временны´е ритмы и координаты. То же самое относится к теориям, которые конструируются для осмысления времени. Довольно долго эти теории несли на себе печать религиозных преданий и вероучений. Если человек верит, что время подвластно богам или Богу, то нет нужды в формировании слишком подробных представлений о прошлом или будущем человеческой жизни. Но если в рамках секуляризации человек считает, что способен управлять миром (Selbstermächtigung), энергично вмешиваясь в будущее, самостоятельно планируя и творя собственную историю, то ему приходится исходить из других культурных представлений о времени. Эта книга описывает историю нового темпорального режима. Речь идет о его возникновении, развитии и кризисе. Описать любое явление можно только при условии, что оно становится зримым, а для этого нужно увидеть его конец. Лишь когда на горизонте наших мысленных представлений возникают альтернативы, становится зримым образ того, что ранее не обращало на себя внимания, ибо казалось естественной и не вызывающей вопросов частью нашего окружения. Процессы изменения темпорального сознания протекают медленно и незаметно. Здесь не бывает очевидных разрывов, как того хотелось бы историкам, нацеленным на выявление эпохальных цезур, не бывает формального расставания с прошлым и переживания нового начала; наблюдается лишь возрастающее количество сдвинувшихся точек зрения. Данная книга предлагает тезис, согласно которому темпоральный режим Модерна начиная с восьмидесятых годов переживал кризис. Понадобилось два десятилетия, чтобы к двухтысячному году наметились контуры новой темпоральной ориентации, которые проявляются ныне в глобальных масштабах и служат предметом обсуждения. Можно утверждать, что указанный поворот обозначил завершение центрального элемента в истории западной цивилизации. Эта история вошла тем самым в новую стадию, которая характеризуется частичным отказом от прежнего высокомерного противопоставления себя другим культурам, а также формированием принципов, способных сблизить ее с другими культурами. Западный исторический миф о прогрессе и линейной динамике системы, которая неуклонно ведет ко все большей дифференциации и сложности, больше не считается объективно данным, поэтому прежняя темпоральная онтология осознается в виде культурной конструкции с ее специфической историей. Вместе с этим происходит ее историзация. Такая историзация означает сдвиг в рефлексии, игнорировать который можно теперь лишь за счет – говоря словами Одо Маркварда – крайней «самоограниченности». В этом смысле мы переживаем сейчас не завершение и не крушение западного темпорального режима, а начало его обновления.Прежде чем охарактеризовать основные черты этого обновления, остановимся на определенной дезориентации и неуверенности, сопряженной с обновлением темпорального режима. Подобно шекспировскому Гамлету в начале Нового времени, мы, спустя четыре века, переживаем смену темпоральной онтологии: «The Time is out of joint!» Тревожный диагноз: «Распалась связь времен!» – звучит с началом XXI века все громче и уже не может оставаться без внимания.
Total recall – риторика катастроф и расширенное настоящее
Когда будущее терпит крах, прошлое берет реванш.
«Все возвращается», – говорится в припеве шлягера, который любит запускать при посадке своих авиалайнеров компания «Swiss Air». Этот припев можно сделать эпиграфом к разговору о кризисе темпорального режима Модерна, поскольку здесь содержится главный тезис критиков нынешнего темпорального режима, который, по их мнению, находится в хаотическом состоянии и лишен всякой содержательности с точки зрения истины, опыта и ориентации. К числу наиболее ярких представителей этого критического направления принадлежат Франсуа Артог, Ханс Ульрих Гумбрехт и Джон Торпи, которые и будут представлены далее.