Распалась связь времен? Взлет и падение темпорального режима Модерна

Акцент на настоящем остается третьей возможностью в логике сменяющих друг друга этапов исторического развития. Здесь приходится вернуться к обсуждавшейся ранее теме, несколько расширив постановку вопроса: «Что такое настоящее?» По мнению Артога, в настоящем замыкается тот, кто отрезан от прошлого и кто не может рассчитывать на будущее, ибо не доверяет ему и не видит в нем ориентиров. Подобную позицию можно назвать самоизоляцией или провинциализмом во времени. Однако этим отнюдь не исчерпывается наша характеристика настоящего. Можно и впрямь говорить о привилегированности настоящего, которое освобождается как от определяющего влияния прошлого, так и от императивных факторов долгосрочного планирования будущего. Подобная установка на эмансипацию от прошлого и будущего, которая превращает нашу жизнь в неопределенное, безотчетное, чувственное переживаемое мгновение может стать целью разве что некоторых художников, философов, виртуозов порхания по жизни. Желание целиком сосредоточиться на настоящем зачастую сочетается с гедонизмом, стремлением к моментальному удовлетворению своих прихотей, но это желание может сопровождаться и аскетизмом или покорностью судьбе. Кромка настоящего слишком узка, чтобы вместить экзистенциальную культурную основу для всего общества. Экстатический баланс на этой узкой кромке времени между прошлым и будущим возможен как некое пусть возвышенное, но чрезвычайное состояние, однако он противоречит всему, что нам известно об антропологии. Ибо без перспективного видения будущего люди лишены смысла жизни и мотивации к действию, а без памяти о прошлом они не могут накапливать опыт, поддерживать связи с другими людьми, выстраивать собственную идентичность. Поэтому в социальном и культурном отношении настоящее всегда представляет собой длящееся сейчас, имеющее ту или иную продолжительность. Без такой социально сконструированной продолжительности в этом сейчас было бы вообще невозможно переживать, общаться, действовать и помнить.

Главным и решающим является то обстоятельство, что настоящее было и остается местом, где человек расширяет свою современность, творя собственное будущее и прошлое. Этот конструктивистский взгляд направлен против эссенциализации прошлого, настоящего и будущего как заданных нейтральных и объективных «хронотопов»: ибо то, что понимается под будущим или прошлым, не подчиняется некой естественной логике, а оформляется и приобретает определенное содержание лишь в тех или иных культурных рамках. Важнейшим открытием, сделанным нами в восьмидесятые годы в ходе крушения темпорального режима Модерна, как раз и оказалась культурализация времени. Августин дважды прав: мы есть то время, которое создаем для себя сами, причем лишь настоящее есть время, отпущенное нам для этого. Поскольку прошлого уже нет, а будущее еще не наступило, они лишены онтологической основы. Благодаря воспоминаниям или ожиданиям человек обладает замечательной способностью делать настоящим то, что в нем уже или еще отсутствует. Человек может вызвать это в своей памяти или своем воображении. «Есть три времени, – пишет Августин, – прошедшее, настоящее и будущее». И уточняет: «Правильнее было бы, пожалуй, говорить так: есть три времени – настоящее прошедшего, настоящее настоящего и настоящее будущего»[363]. Тем самым мы не ограничиваем настоящее эфемерным переходным моментом, а используем прошлое и будущее, чтобы продлить и стабилизировать такие хрупкие и ненадежные вещи, как пространство опыта и горизонт ожиданий.

Основу этих конструктивных, антропологических характеристик составляет теория культурной памяти, которая понимает культуру как механизм порождения времени, а культурную память как навигационный инструмент, позволяющий маневрировать внутри порожденного нами времени. В отличие от Артога, который в своей последовательной смене режимов историчности, акцентирующих прошлое, будущее и настоящее, вновь разделяет и разрывает время, теория культурной памяти, напротив, исходит из неразрывной взаимосвязи этих временны´х фаз. Концепция Артога справедливо обращает внимание на сдвиг акцентов с ориентации на прошлое к ориентации на будущее, однако представить себе культуру, которая ориентирована исключительно на настоящее, не признавая его отличия от времени, уже ушедшего или еще недоступного, исторического или мифологического, попросту невозможно. Однообразие настоящего, о котором говорит Артог, похоже не столько на характеристику нашего повседневного восприятия времени, сколько на описание чистилища, лимба, то есть мистического зала ожидания для безгрешных душ.