Расплата (СИ)

Когда к дому, громыхая, подъехала повозка, душа барона возликовала, облегченно выдохнув, и тут же насторожилась — рано дочь вернулась, случилось что-то. Он выскочил навстречу Кристине, а она бросилась к нему, прижалась, чуть дрожа и едва не плача.

— Что? Что случилось, Кристина? — всполошился мужчина, обнимая дочь.

Кристина только головой замотала: ничего! Ничего не случилось! А сама дрожит, с собой справиться не может.

— Ты виделась с ним? Что он сказал тебе? — и тут же, не дожидаясь и без того очевидного ответа, головой замотал, причитая: — Тварь! Тварь! Тварь…

Нет, не надо ничего ему знать; уж если Филипп задумал что, то не защитит ее отец — только зазря себя погубит. А если обойдется, то и переживать понапрасну не стоит. Нет, не надо ему знать, что во Дворце произошло!

— Не волнуйся, отец, все в порядке, я просто с Камилем поругалась.

— С Камилем?! — удивился мужчина, только теперь осознав, что приехала-то она одна — без жениха, без других ренардистов.

— Да, с Камилем. Прости, отец, давай не будем сейчас об этом — устала я от всего… Можно я спать пойду?

И убежала, не дожидаясь отцовского ответа.

Кристина прошмыгнула в спальню, со злостью избавилась от пропахшего дворцовыми запахами платья и юркнула под одеяло, замотавшись в него по самые уши, словно в теплый мягкий кокон, который смог бы защитить ее от Филиппа. На затаившуюся сестренку даже не взглянула — все мерещилось ей, что Филипп смотрит на нее своими холодными, пустыми, словно мертвыми, глазами; что руки его путь к побегу отрезают, что поступь его гнетущую слышит и голос ледяной — не спрашивающий. Приказывающий. Кристина замоталась в одеяло и всхлипнула, не удержавшись.

— Кристиночка, — пропищал рядом с ней тоненький, немного испуганный голосок, — что с тобой? Ты плачешь?

Эмма робко коснулась плеча сестры, а Кристина вздрогнула и вдруг резко выбралась из своего спасительного «кокона», обернувшись к сестренке:

— Эмма, — с мольбой сквозь слезы проговорила Кристина, — пообещай мне, что никогда, ни при каких условиях ты даже близко не подойдешь к этому отродью! Что дурь свою восторженную из головы выкинешь! Что ренардисткой останешься и не позволишь никому обмануть себя сладкими речами и пустыми обещаниями! Пообещай, Эмма!

— Хорошо, — растерянно проговорила Эмма. — Кристиночка, успокойся, не плачь только! Он что, правда, хотел, чтобы ты…

— Да. Именно этого он и хотел. Я сбежала оттуда, и что теперь будет, я не знаю. Отцу — ни слова об этом! Я сказала ему, что с Камилем поругалась, потому и вернулась рано.

— А что же Камиль? Он не смог тебя защитить?

— Защитить? — горько усмехнулась Кристина. — Он поди и не заметил, что меня там уже нет. Я просила его, я умоляла его одну меня не оставлять, а он оставил… Они все продались Филиппу! Он чудовище, Эмма. Богатое, властное чудовище. Но не об этом речь, Эммочка, — я не хочу, чтобы эта грязь тебя коснулась. Он ведь на реке не только меня видел, и звал он нас обеих. Не продавайся Филиппу, я прошу тебя. Эммочка, береги себя, не маячь перед ним, что бы ни случилось. Я прошу тебя, Эмма…

Глава 8

Крытая повозка мчалась по столице Риантии, скрывая за темными шторками графа де Леронда. Вот уже почти неделя, как он здесь — приехал в разгар праздника в честь отца, посчитав, что ни Филиппу, ни жаждущим разгуляться стражникам будет не до него. Он не просчитался. Просочиться через кордон удалось тихо и незаметно, не вызвав ни малейшего подозрения — Этьена не ждали, а неприметного графа из далекой провинции и вовсе не посчитали достойным своего внимания.

Вот уже почти неделю объезжает он, скрываясь в полумраке полуразваленной повозки, владения своего отца и узнать не может: пять лет назад он бежал из другой столицы — красивой, чистой, приветливой. Сейчас же перед ним распахнула пьяные объятия падшая, растрепанная, увядшая старуха, неизменно выглядывающая из лиц обрюзгших пузатых аристократов с поволокой в глазах и ярких, вызывающе раскрытых тел куртизанок, с интересом, оценивающе поглядывающих на залетного гостя в черном костюме со скромной отделкой серебряной нитью. Они смотрели на него и оценивали. Некоторые, особенно шустрые, спешили предложить себя и проверить свои догадки о толщине его кошелька, не зная, что кошелек его уже успели благополучно спереть два дня назад, стоило ему только замешкаться в толпе (благо, ожидавший чего-то подобного, он никогда не носил все деньги с собой, предусмотрительно упрятав сбережения по углам своей комнатушки в небольшой неприметной гостинице); получая отказ, тут же вешались на других, более сговорчивых господ, позабывших о чести, достоинстве и собственной безопасности. Этьен с тоской смотрел на них и пытался угадать, что же случилось за эти пять лет его отсутствия, как возможно все то, что видит он сквозь мутное окошко повозки. Не такой он ожидал увидеть Риантию. Не такой он ожидал увидеть некогда цветущую столицу.