Фигуры зашевелились, молчаливо расступились в полумрак, обступая добычу; лишь один, тот, что стоял по центру, так и остался стоять на месте, сквозь щелки мертвой маски разглядывая Кристину. Глаза на мертвом лице были живые. Она не могла видеть их, но она чувствовала взгляд этого человека — холодный, колючий и смертельно опасный. Должно быть, все же случилась ошибка, и ее, Кристину, приняли за кого-то другого.
— Простите, я…
Задыхаясь от страха и ужаса, девушка бросилась на выход. Что?! Напрасно она боролась с неподатливой дверью, напрасно до исступления дергала железную рукоятку наглухо запертого спасения, напрасно колотила что есть силы по глухому к ее мольбам дереву…
— Выпустите меня! — закричала девушка, оборачиваясь к своим страхам. — Я не…
Дар речи исчез вместе с их плащами. Она думала, ей померещилось, и она зажмурилась, чтобы не видеть больше таких миражей, но когда глаза открыла, мираж не исчез — одни только маски скрывали лица пятерых крепких мужчин; скрывать же свои абсолютно голые телеса незнакомцы больше не считали нужным и теперь без стеснения демонстрировали свою заинтересованность в попавшей в их лапы девушке.
Не успела она и опомниться, как один из них в один прыжок оказался за ее спиной. Скрутил ей руки и, мертвой хваткой удерживая за волосы, толкнул вперед, к тому, что все так же холодно и безразлично к ее испугу продолжал молча за ней наблюдать. Вероятно, он тут главный — этот крепко сбитый, как оказалось, светловолосый мужчина. Возможно, даже молодой.
— Вы не ошиблись дверью, барышня, — раздался приглушенный голос из-под маски.
— Что вам нужно?! Кто Вы?! Отпустите! — дрожащим голосом взмолилась Кристина.
Молчание в ответ. Но вот он сделал шаг навстречу, невидимым взглядом гипнотизируя жертву. Протянул руку в сторону и в тот же миг в протянутую ладонь лег, блеснув холодной сталью, небольшой кинжал с резной рукояткой. Кристина дернулась, да только безуспешно — намертво прилепившийся сзади мужчина держал ее так крепко, что кроме как беспомощно дернуться, сделать она ничего не смогла. Попыталась закричать — быть может, в проклятой таверне найдется хоть кто-то, кто поможет несчастной девушке! Не получилось. Горло пересохло, губы жадно глотали спертый воздух, а вот закричать так и не получилось… Человек с кинжалом сделал шаг вперед и коснулся холодным металлом ее лица. Кристина замерла, дышать позабыла, с нечеловеческим страхом вглядываясь в черные глазницы маски. Палач наслаждался страхом жертвы. Провел легонечко по щеке, спустился к шее, коснулся глухого ворота платья…
— Кристина, — раздался глухой шепот из-под маски, едва различимый. Впрочем, может, показалось?
А потом он вдруг резко схватил тонкую ткань на ее груди и, ожесточенно орудуя кинжалом, стал сдирать ее, пробираясь к дрожащему телу. От возмущения дар речи вернулся — Кристина закричала, забилась раненой птицей, а он все сдирал, сдирал с нее одежду, превращая ее в бесполезные лоскуты, летящие в пламя камина. Напрасны мольбы, напрасны слезы и крики — там, внизу, никому нет дела до утех с куртизанкой. Никто не слышит, никто не спешит ей на помощь. А палач сдирает остатки одежды, не оставляя ни единого шанса на побег. Закончил. Любуется своей работой, не обращая никакого внимания на жалкое сопротивление и визг своей жертвы. Она красива. Красива в своей наготе и прекрасна в своем страхе. Жмется, прикрыться хочет, не понимая, что все ее попытки тщетны и лишь раззадоривают окруживших ее самцов. Они наслаждаются ее страхом, упиваются, будто нектаром, и тела их каменеют от вида догола раздетой девчонки…
Их главный подошел вплотную, прикоснувшись своим телом к ее, провел рукой по ее лицу — жестко, властно, не давая отстраниться от злого касания. Ему хотелось ее целовать — жадно, дико, вот такую: беспомощную, разбитую и дрожащую от ужаса. Да только маска мешает. А еще он хотел заломить сейчас же эту гордячку и подчинить своим желаниям — самым разным, самым изощренным, но даже сейчас, скрученная и почти обездвиженная, она умудрялась противиться и кусаться, кричать как резанная и брыкаться, все норовя ударить своего мучителя. Кинжал в ладони незаметно сменился бутылью — ему надоело ее сопротивление. В истерике она не заметила, как беспощадные пальцы запрокинули ее голову, и пахнущая виноградом кисловатая жидкость стала обволакивать горло. Ей хотелось выплюнуть, но он не давал, все вливал, вливал, заставляя глотать, растворяться в новом, незнакомом для нее чувстве опьянения. Нет, он не о ней заботился; ему плевать, будет она чувствовать, что с ней делают или нет, ему просто надоел ее крик, ему просто хочется, чтобы ему не мешали, сопротивляясь… В последних порывах воспротивиться, Кристина умудрилась увернуться и плотно сжать губы — липкая холодная жидкость потекла по лицу, обжигающими струйками стекая на расслабившееся, полуобмякшее в мужских руках ее тело. Она достаточно пьяна; палач отбросил опустевшую бутыль в сторону.
Он стоял вплотную к ней, проводя ладонью по утратившему способность сопротивляться телу. У его жертвы теплая, нежная кожа…