Рассказ Исы ибн Хишама, или Период времени

С течением времени классические формы макамы, выработанные Хамадани и Харири, постепенно размывались. Макама то теряла одного из своих героев, а то и обоих — автор говорил от собственного имени или беседовал с собственной душой (Абу-л-Касим аз-Замахшари, 1075—1144), то сближалась с жанром проповеди, в том числе суфийской (Шихаб ад-Дин ас-Сухраварди, 1153—1191), то с жанром научного трактата — автор демонстрировал свою эрудицию, а беседы между собой вели минералы и растения (Джалал ад-Дин ас-Суйути, 1445—1505). Некоторые авторы использовали и форму сновидения, как ал-Барбир (ум. 1811), который рассказывает в одной из макам о своих беседах в пустыне с «бедуином-философом», а в конце сообщает, что «очнулся и понял, что все произошедшее с ним было лишь сном»[46].

По мнению исследователя истории макамы Мухаммада Рушди Хасана, ас-Суйути, знаменитому ученому, знатоку Корана, хадисов, фикха, муфтию Египта, не хватало как макамисту поэтического воображения, а также чувства юмора — он всегда серьезен и сух, чем отталкивает читателя. Тем не менее М. Р. Хасан считает, что Суйути «проложил путь ал-Мувайлихи», во-первых, постановкой спорных, вызывающих полемику вопросов, во-вторых, критикой состояния общества, в-третьих, формой макамы, приближенной к статье[47].

К этому следует добавить, что у Суйути наряду с макамами, в которых ведутся схоластические богословские споры (в частности, о том, возможно ли увидеть пророков наяву или только в воображении), есть и макамы, описывающие реальную жизнь египтян: в «Нильской макаме» он сравнивает бедственное положение людей в годы низкого паводка, несущего с собой рост цен и голод, с радостью и благоденствием в годы большого разлива Нила. А в макаме «Ар-Рауда» (остров на Ниле, в черте Каира) сравнивает различные районы Каира и иллюстрирует величие города стихами многих поэтов, в том числе поэта-суфия Ибн ал-Фарида (1181—1234). По мнению исследователя, это лучшие, самые живые и ясные по содержанию и стилю макамы Суйути, и они лишь частично написаны садж‛ем[48].

Самые ранние попытки возрождения классической макамы относятся к первой половине XIX в. и связаны с именами как египетских (Хасан ал-‛Аттар, шейх ал-Махди, ‛Абдаллах ал-Фикри), так и сирийских (Никола Турк, Насиф ал-Йазиджи, Ахмад Фарис аш-Шидйак) литераторов. Обновленческие тенденции проявились у них в усилении интереса к текущей действительности, в просветительской направленности их сочинений, а у Шидйака и в появлении элементов романа. Обращение к классическим образцам выдавало и заботу авторов об очищении арабского литературного языка от «дахил» — слов, преимущественно турецкого и персидского происхождения, «засоривших» арабский язык в эпоху позднего Средневековья. Задача эта была трудно выполнимой, поскольку турецкая и персидская лексика и терминология по-прежнему широко использовалась в государственных и административных учреждениях и в армии, не говоря уже о бытовой сфере[49].

Развитие этих тенденций привело к появлению «Рассказа Исы ибн Хишама», наиболее яркого и художественно значимого произведения, сохраняющего традиции макамного жанра.

Однако Мувайлихи прилагает усилия к тому, чтобы превратить серию статей на злобу дня в книгу, рассчитанную на долгое существование и перечитывание, т. е. в художественное произведение. Ради этого он прибегает к различным способам беллетризации текста. Простейший из них — подача прямых цитаций из исторических источников как личных воспоминаний персонажей или рассказов, слышанных ими от старших родственников. Это касается двух пассажей из исторического труда Джабарти, в которых сообщаются сведения об эпидемиях чумы в Египте (главы «Чума» и «Эпидемия»). «Воспоминания очевидцев» событий позволяют сравнить прошлое с настоящим, «просветить» пашу и наглядно показать, каких успехов за истекший период времени достигла медицина в борьбе со страшной болезнью.

Длинный монолог «оставшегося шейха» (глава «Свадьба»), демонстрирующий его энциклопедические познания и доказывающий позитивное отношение ислама во все времена к музыке и пению, включает в себя отрывки из антологии «Книга песен» ал-Исфахани (ум. 967) и из европейских источников, в том числе из французских переводов древнегреческих авторов. Этим живым монологом и заключающим его восторженным панегириком шейху уже «просветившегося» паши Мувайлихи решает и свою «сверхзадачу» — показать, как можно овладевать науками Востока и Запада, арабомусульманскими и европейскими, сохраняя «золотую середину», не увязая в трясине глупых суеверий, выдаваемых за веру, и не поддаваясь соблазнам «богопротивных» европейских наук. То, что монолог о пении, который в исходной статье произносит Иса ибн Хишам, передан «оставшемуся шейху», позволяет думать, что под шейхом, предстающим здесь как человек исключительного ума и эрудиции, имелся в виду учитель Мувайлихи Мухаммад ‛Абдо.