Рассказ неизвестного человека (An Anonymous Story)

As I worked in the morning, cleaning boots or sweeping the rooms, I waited with a thrill at my heart for the moment when I should hear her voice and her footsteps.	Работая по утрам сапожною щеткой или веником, я с замиранием сердца ждал, когда наконец услышу ее голос и шаги.
To stand watching her as she drank her coffee in the morning or ate her lunch, to hold her fur coat for her in the hall, and to put the goloshes on her little feet while she rested her hand on my shoulder; then to wait till the hall porter rang up for me, to meet her at the door, cold, and rosy, powdered with the snow, to listen to her brief exclamations about the frost or the cabman--if only you knew how much all that meant to me!	Стоять и смотреть на нее, когда она пила кофе и потом завтракала, подавать ей в передней шубку и надевать на ее маленькие ножки калоши, причем она опиралась о мое плечо, потом ждать, когда снизу позвонит мне швейцар, встречать ее в дверях, розовую, холодную, попудренную снегом, слушать отрывистые восклицания насчет мороза или извозчика, -- если б вы знали, как всё это было для меня важно!
I longed to be in love, to have a wife and child of my own. I wanted my future wife to have just such a face, such a voice.	Мне хотелось влюбиться, иметь свою семью, хотелось, чтобы у моей будущей жены было именно такое лицо, такой голос.
I dreamed of it at dinner, and in the street when I was sent on some errand, and when I lay awake at night.	Я мечтал и за обедом, и на улице, когда меня посылали куда-нибудь, и ночью, когда не спал.
Orlov rejected with disgust children, cooking, copper saucepans, and feminine knicknacks and I gathered them all up, tenderly cherished them in my dreams, loved them, and begged them of destiny. I had visions of a wife, a nursery, a little house with garden paths. . . .	Орлов брезгливо отбрасывал от себя женские тряпки, детей, кухню, медные кастрюли, а я подбирал всё это и бережно лелеял в своих мечтах, любил, просил у судьбы, и мне грезились жена, детская, тропинки в саду, домик...
I knew that if I did love her I could never dare hope for the miracle of her returning my love, but that reflection did not worry me.	Я знал, что если бы я полюбил ее, то не посмел бы рассчитывать на такое чудо, как взаимность, но это соображение меня не беспокоило.
In my quiet, modest feeling akin to ordinary affection, there was no jealousy of Orlov or even envy of him, since I realised that for a wreck like me happiness was only to be found in dreams.	В моем скромном, тихом чувстве, похожем на обыкновенную привязанность, не было ни ревности к Орлову, ни даже зависти, так как я понимал, что личное счастье для такого калеки, как я, возможно только в мечтах.
When Zinaida Fyodorovna sat up night after night for her George, looking immovably at a book of which she never turned a page, or when she shuddered and turned pale at Polya's crossing the room, I suffered with her, and the idea occurred to me to lance this festering wound as quickly as possible by letting her know what was said here at supper on Thursdays; but--how was it to be done?	Когда Зинаида Федоровна по ночам, поджидая своего Жоржа, неподвижно глядела в книгу, не перелистывая страниц, или когда вздрагивала и бледнела оттого, что через комнату проходила Поля, я страдал вместе с нею и мне приходило в голову -- разрезать поскорее этот тяжелый нарыв, сделать поскорее так, чтобы она узнала всё то, что говорилось здесь в четверги за ужином, но -- как это сделать?
More and more often I saw her tears.	Всё чаще и чаще мне приходилось видеть слезы.
For the first weeks she laughed and sang to herself, even when Orlov was not at home, but by the second month there was a mournful stillness in our flat broken only on Thursday evenings.	В первые недели она смеялась и пела свою песенку, даже когда Орлова не было дома, но уже на другой месяц у нас в квартире была унылая тишина, нарушаемая только по четвергам.
She flattered Orlov, and to wring from him a counterfeit smile or kiss, was ready to go on her knees to him, to fawn on him like a dog.	Она льстила Орлову и, чтобы добиться от него неискренней улыбки или поцелуя, стояла перед ним на коленях, ласкалась, как собачонка.