Рассказчица

– Значит, в теории у них обоих было нормальное детство. Родители их любили, водили в церковь, отмечали их дни рождения. Они ходили в школу. Мальчишками продавали газеты на улицах, работали подмастерьями или рисовали картинки. А потом в один прекрасный день, под влиянием обстоятельств, проснулись с дикой жаждой крови.

– Так говорится в легендах.

– Но ты, ты же писатель. Ты можешь что-нибудь добавить, – заметил он. – Посмотри на Анию. В какой-то момент она была готова убить человека, которого считала ответственным за смерть отца. И тем не менее она описывается как положительная героиня.

Об этом я не подумала, но замечание было верное. Нет белого и черного. Кто-то, кто был хорошим всю жизнь, на самом деле мог сделать что-то плохое. При известных обстоятельствах Ания была способна на убийство так же, как любой монстр.

– Было что-то в их воспитании, истории, генетике, что сделало их такими, какими они стали? – спросил гауптшарфюрер. – Какой-то фатальный скрытый изъян? Ведь множество людей умирают и не возрождаются в виде упырей.

– Я… я не знаю. Может быть, тот факт, что Александр не хочет быть упырем, отличает его от остальных.

– Ты имеешь в виду, он – чудовище, испытывающее угрызения совести, – задумчиво произнес гауптшарфюрер, потом встал и снял с вешалки свою тяжелую шерстяную шинель. На столе осталась нетронутая вторая порция супа. – Завтра, – объявил он, – еще десять страниц. – И вышел из кабинета, заперев за собой дверь.

Я аккуратно завязала ленточки на кожаном блокноте и положила его рядом с пишущей машинкой. Подошла к столу и взяла в руки миску с супом.

Вдруг в двери щелкнул замок. Я выронила из рук миску. Суп растекся по деревянному полу под столом. На пороге стоял гауптшарфюрер и ждал, пока я обернусь к нему.

Я задрожала. Что он скажет, увидев лужу? Но он, казалось, ничего не заметил.

– Как ты думаешь, что чувствовал Александр, когда пролил кровь своей первой жертвы? – спросил он. – Испытывал он тогда стыд? Отвращение?

Я покачала головой:

– Он не мог сдержаться.

– Это делает его поступок менее отвратительным?

– Для жертвы? – спросила я. – Или для упыря?

Гауптшарфюрер посмотрел на меня, прищурив глаза:

– Есть разница?

Я не ответила. Через мгновение ключ снова повернулся в замке, я встала на четвереньки и слизала, что смогла, с пола.

Однажды утром после бурана, когда весь лагерь был заметен снегом, мы с Дарьей вышли из барака, чтобы в строю маршировать на работу. Мы плелись позади других женщин, укутанные в драные тряпки, замерзшие. Тропинка, по которой мы ходили каждый день, вела нас вдоль ограды лагеря, мимо въездного пандуса. Иногда мы видели, как прибывают новые железнодорожные вагоны, как происходит отбор узников. Иногда мы плелись мимо очереди людей, ожидающих «душа», который они не переживут.

В тот день из вагонов выгружалась новая партия заключенных. Они стояли на платформе, как мы когда-то, держали в руках вещи, выкрикивали имена родных.

И вдруг мы увидели ее.

Вся в белом с головы до пят, с вуалью, развевавшейся у нее на голове на холодном ветру, она оглядывалась вокруг, а ее подгоняли и толкали со всех сторон, запихивая в очередь на отбор.

Арестантки застыли на месте, пораженные этим зрелищем.

Удивительно, но оно оказалось не самым удручающим из всего, что мы видели в лагере. Невеста, которую забрали прямо со свадьбы, разлучили с женихом и отправили в товарном вагоне в Освенцим…

Это давало надежду.

Значит, несмотря на то что творится в этой адской дыре, сколько бы евреев они ни изловили и ни поубивали, кто-то все равно остается на воле: живет своей жизнью, влюбляется, выходит замуж, полагая, что завтра неизбежно наступит.

Главный лагерь в Освенциме представлял собой небольшое поселение. Тут были продуктовый магазин, столовая, кино и театральный зал, где выступали оперные певцы и музыканты, некоторые из евреев-заключенных, а еще фотолаборатория и футбольный стадион. Был спортивный клуб, в который могли вступить офицеры, устраивались матчи: к примеру, заключенные, которые были боксерами, молотили друг друга, а офицеры делали на них ставки. Алкоголь здесь тоже имелся. Офицерам выдавали какую-то норму, но, судя по тому, что я видела, иногда они складывались, чтобы выпить вместе.