Рассказы

Фермеры, все как один, стали шумно выражать свою благодарность. Карл–Ксаверий не обратил на них внимания. Он, на ходу снимая зеленую куртку, прошел через замковые ворота и поднялся в главный зал. Лири поспешила за ним. Карл–Ксаверий заметил ее, улыбнулся. Сказал:

— Малышка Лири!

— Ваше величество, — Лири присела в неуклюжем книксене. — Ее высочество выражает свое почтение вам.

Лири хотела добавить свое обычное «вот!», но сдержалась.

— Да? — Карл–Ксаверий перестал улыбаться. — Скажи Катерине, пусть спускается. Поговорим.

Лири сделала еще один книксен.

— Ваше величество, а Авеля мне приводить?

Карл–Ксаверий задумался.

— Фокусника? Нет, мне он не нужен. Скажи начальнику охраны, пусть фокусника выпорет хорошенько и посадит на неделю в подвал. Это все.

— Да, ваше величество.

Вскоре Лири вернулась с принцессой; Катерина вела себя непринужденно, ожидая, что все обернется в ее пользу.

— Знаешь, чем живой человек отличается от мертвого? — спросил Карл–Ксаверий.

— Мертвый мертв, — ответила Катерина.

В свете заходящего солнца ее волосы отливали красным.

Карл–Ксаверий покачал головой.

— Человек разделен между небом и землей: сердце есть символ небесного, голова — символ земного. У мертвых голов нет.

— Все, папа! — Катерина скривила губы. — Хватит, я поняла. Не буду больше. Доволен?

— У тебя дурная голова, — сказал Карл–Ксаверий. — Поэтому я заберу ее.

— Папа?

Карл–Ксаверий сошел с трона и приблизился к дочери. А затем, несмотря на сопротивление, снял с нее голову.

— Пусть это будет тебе уроком, — сказал он.

В окне показался ангел.

Карл–Ксаверий махнул рукой: нет нужды. Ангел все понял; он улетел.

Отнятую голову Карл–Ксаверий приставил себе к плечам; свою же снял и отдал дочери.

— Папа! — возмутилась Катерина.

Ее новое лицо теперь наливалось кровью.

— Поживи немного с моим грузом, — ответил Карл–Ксаверий, понемногу привыкая к свежей голове. — Поймешь, что такое ответственность и что такое возраст.

— Ладно, папа, — проворчала Катерина. — А сколько мне терпеть придется?

— Неделю, не меньше.

— Фууу!

Катерина ушла, хлопнув за собой дверью.

А Карл–Ксаверий вызвал к себе Лири.

— Этот Авель красивый? — спросил он.

— Да, ваше величество. Очень, — ответила она.

— Я, кажется, понимаю.., — Карл–Ксаверий закрыл лицо ладонями. — Неважно. Можешь быть спокойна: мага я отпущу. Держать его здесь не имеет смысла, казнить — тоже. Все равно. Все… все равно. Понимаешь?

— Нет, ваше величество.

— И это правильно. Иди сюда.

И до утра показывал ей разные фокусы.

Облачный Скиталец

…Ноэль навсегда запомнил тот день. Он, мальчишка, двенадцати лет, медленно спускается к земле, где ждет его пестрая толпа. Люди внизу ликуют и обнимаются. Выигран очередной бой. Эфемеры повержены, и всё благодаря им — Облачным Скитальцам. Первый бой Ноэля. Его первый триумф.

Рядом спускаются и другие Скитальцы. Вокруг каждого — кристаллическое поле; это их сила, та, что роднит их с эфемерами. Эфемер — поле, рожденное без владельца, или же поле, чей хозяин погиб. Они безумны. Их льдистая поверхность нестабильна; эфемер выбрасывает острые лучи, способные пронзить человека, как игла — насекомое. Собираясь в огромные стаи, эфемеры нападают на людей. Единственные, кто способен сражаться с ними на равных — Облачные Скитальцы. Но они живут на облаках, а облака медленно дрейфуют в навечно заданном темпе: от центра плоской земли к ее краю, и обратно. Один цикл занимает десять лет: раз в десятилетие облака собираются в самом центре и образуют там плотную непроницаемую шапку, белую, цветом похожую на пемзу. Период Единения недолог, всего‑то полгода — дальше облака расползаются. Но именно в это время Скитальцы сильнее всего. Ведомые Белым Скитальцем, они поднимаются к солнцу, благословенному цветку, что растет пылающим соцветием вниз, и в черном безвоздушном пространстве сражаются с эфемерами. Многие гибнут, но многие и возвращаются: во славе, в блеске… Ноэль с нетерпением ждал первого боя. И, дождавшись, остался разочарованным: эфемеры избегали сражения, всячески увиливали, маневрировали — никакого удовольствия!

Это нормально, позже поймет он. Эфемеры стали умнее. До них дошло, наконец, что сражаться со Скитальцами бесполезно — проще дождаться, когда закончится Единение.