Рассказы

— Славно. Тогда поехали.

Святополк потянул за поводья. Сани, лишенные не только полозьев, но и упряжи, тронулись с места.

— Мне нравится ваш поступок, — сказал по пути Святополк. — Вы вообще мудро поступили. Княжества эти, Смоленщина, Владимирщина — они обречены. Всем только лучше станет, если князья сдадутся и перестанут нам на границах гадить. Вот вы это поняли. Вы мне нравитесь. Жену спасли, опять же... Сколько она уже здесь в плену, четыре года?

"Три".

— Четыре, кажется... Да, четыре, — сказал Святополк. — Если мне память не изменяет, конечно.

Они проехали мимо исполинской черной печи. В Киеве таких было уже три, и на окраине сейчас строили четвертую. Печи извергали из себя жирный дым, перемешанный с искрами; от этого дыма першило в горле, и слезы наворачивались на глаза.

Святополк понюхал табак, затем сказал:

— В мире столько глупости. Мы ведь лучше, чем князья. Мы не казним, жестокостью не упиваемся, народ не притесняем, не обворовываем. И чего нас так ненавидят? Зачем эта партизанщина?.. Совершенно не понимаю.

Мстислав не ответил.

Дальше ехали молча.

У самых хором Святополк, притормаживая сани, произнес:

— Князь, мы с вами вечером к митрополиту едем. Я вам советую от еды не отказываться. И не потому, что вы митрополита обидите, или чего‑то еще. Просто вкусно, — он рассмеялся. — Ну очень вкусно!

Мстислав не хотел встречаться с женой.

Агния была совсем юной, когда они поженились. Ее темные с рыжинкой волосы, некрасивое лицо с блеклыми, печальными глазами, маленькие слабые руки — все это вызывало у Мстислава глухое раздражение. В их первую ночь вдруг выяснилось, что Агния не была девственницей. В гневе Мстислав ударил ее, и Агния со сдавленным стоном откатилась к краю кровати, да и съежилась там, ожидая рассвета. Как, что, почему — она объяснить боялась. Такой Мстислав ее и запомнил: слабое, жалкое существо, что лежало в абсолютной тиши их спальни, и тихо плакало, тоскуя непонятно о чем. Во время побоища Агния попала в греческий плен. Возможно, это была его вина.

"Освободите мою жену, — сказал он греческим послам, аккурат после того, как продал своего дядю. — Я приеду в Киев и заберу ее. Я не могу больше без наследника. Бояре ропщут. Мне нужна жена".

Послы с ним согласились.

Тогда решение казалось правильным.

Сейчас...

Мстислав вошел в комнату, где его ожидала Агния, и замер на пороге.

— Агнешка, — позвал он.

Она сидела на кровати, сложив на коленях руки, и молча ожидала, что он предпримет дальше. Агния стала другой. Мстислав сразу заметил, как изменилось ее тело — оно стало мягче, контуры женственней. На ней было плотное темное платье, оставлявшее голыми руки и шею. Темные волосы рассыпались по плечами, по спине, и сверкали рыжиной. Это было красиво, и Мстислав растерялся. Вместо того, чтобы сказать что‑то внятное, он просто сел рядом с женой на кровать и замолчал.

— Я рада, что ты пришел, — сказала Агния, отводя взгляд.

От нее приятно пахло цветами. Мстислав вдохнул этот запах, потом сказал:

— И я рад, что пришел.

— Как здоровье семьи?

— Почти все живы. Только Владимирко шею свернул.

— Жаль...

— Да.

Мстислав подумал, о чем еще можно поговорить.

— Тебе было трудно? — спросил он наконец.

— Не знаю, — она стала накручивать локон на палец. — Иногда трудно, иногда не особо... Не знаю.

— Они били тебя?

— Били? — она осеклась. — Нет.

"Били, значит."

Мстислав подумал, со сколькими греками она уже успела разделить ложе, и ощутил гнев.

— Ты часто видишься с митрополитом? — спросил он.

— Редко. Он занят. Великий князь вот заходит ко мне иногда, чтобы пожелать здоровья, но тоже редко. Я практически затворница, — Агния слабо улыбнулась.

"Великий князь... Изяслав, значит".

Мстислав вспомнил князя Киевского и сжал кулаки. Ему захотелось немедленно повалить Агнию на кровать и вывернуть ей руку, причинить ей боль, сделать так, чтобы она кричала, чтобы плакала, чтобы умоляла его о прощении...

Но он сдержался.

— Хочешь, кое‑что покажу? — спросила Агния.

— Да, — с трудом ответил он.

Агния, повозившись немного, достала из‑под кровати плоский ящик и поставила его перед Мстиславом.

— Что это?

— Сейчас.

Ящик приоткрылся. Из него полилась музыка — сначала тихая, затем все громче и громче. Она была робкая, нежная, и от нее сладостно щемило сердце. Мстислав ощутил, как глаза его наполняются слезами.

— Что это? — спросил он, пораженный до глубины души.

— Греческая шкатулка, — ответила Агния. — Греческая песня...

Она прижалась к плечу Мстислава и замерла так.

Он не стал ее прогонять, не стал бить. Он просто сидел, завороженный музыкой, и молчал, ощущая, как по телу разливается блаженное тепло.

"Почему так? Почему греки, создавшие столько мерзостных вещей, могут создавать и такое, от чего хочется жить сильнее и слаще? — Мстислав недоумевал. — Я не понимаю. Не понимаю..."

Робко, словно мальчишка, он коснулся плеча Агнии и прижал ее к себе.

Часа через три Мстислава Волынского вызвали к митрополиту. Он оделся, молча кивнул Агнии и вышел. На пороге его ждал Святополк.

— Князь, думаю вам показать кое‑что. Пойдемте, — он махнул рукой.