Рассказы

— Принц Уильям только что умер. А король Уильям умер вчера. Его утопили в бочке с вином, какая прелесть. Армии, как ты уже понял, больше не существует, Бледный Форт беззащитен, Эшфорд — никогда не был хорошо укрепленной крепостью. Королевство Камелия пало.

— Это сделала ты, значит…

Винтеркраун попытался найти какие‑то слова, но не смог.

Да быть такого не может!

Чтобы Конни…

— Зачем? — на автомате спросил он.

— Потому что королевство — это не король, и не армия, и не налоговая система. Королевство — это люди. А им, поверь, будет лучше под гнетом дисмейцев. В конце концов, дисмейцы тоже люди. И налоговая система у них получше, чем у нас.

Конни протянула Винтеркрауну руку.

— Пошли, в озере искупаемся.

— Тебе конец, — прошептал он.

— И что?

— Не знаю.

— Дай руку, — сказала Конни.

Винтеркраун тупо уставился на ее руку. Пальцы, такие белые и такие знакомые, кисть, локоть…

Ему нужно было время, чтобы осознать.

А пока — пока он машинально взял ее пальцы в свои и позволил поднять себя на ноги.

Легион

Бездна взывает к бездне, подумал Тит Спурий, опцион.

Деревню сожгли. Это сделали дезертиры, отметил Спурий, и они определенно заслуживают наказания. XXV манипула застала дезертиров врасплох. Те как раз наслаждались жизнь — насиловали уцелевших орчанок, пили деревенское вино, не брезгуя и перебродившей кислятинкой, и думали, что все это это сойдет им с рук.

Не сошло.

Был дождь; манипула вошла в сожженную деревню, ступая по раскисшей золе, и без лишнего шума зачистила уродов. Часть взяли в плен.

А теперь командир манипулы, центурион Гай Ветрувий — массивный, мускулистый, с наголо обритой головой — сидел, постукивая себя полым посеребренным шлемом по колену, и произносил монотонно:

— Казнить. Дезертирство.

Палач хватал очередного дезертира за волосы и отработанным движением вспарывал ему дрожавшую глотку.

— Казнить. Дезертирство.

Более дюжины исхудалых людей стояли на коленях в грязи, связанные, и ожидали своей очереди.

— Казнить. Дезертирство, — произнес Ветрувий и почесал толстую шею.

«Он жесток, — отметил Спурий. — Вегеций писал, что хороший центурион должен быть злобен и мускулист, всем подавать свой личный пример, держать легионеров в узде и беспрекословно подчиняться приказам легата».

Соответствовал ли Гай Ветрувий этим качествам?

Да, соответствовал.

Дезертиры закончились.

Теперь они лежали на земле с распоротыми глотками, а к Ветрувию подвели уже пленниц — тех самых орчанок, которых обнаружили под кряхтевшими дезертирами: избитых, рыдавших, уродливых. Орки уродливые — у них кожа зеленая. Их женщины мало отличались от мужчин — та же зелень. Орчанки плакали, прикрываясь остатками одежды, и валялись в ногах у Ветрувия, но он все равно приказал их казнить.

— Они из клана Лабрука, — спокойно произнес Спурий из‑за плеча центуриона. — Лабрук — союзник Империи.

— Казнить, — сказал Ветрувий.

— Так нельзя.

Ветрувий повернул свою лысую голову.

— Хочешь что‑то сказать, опцион?

— Да, центурион, — невозмутимо произнес Спурий. — Если легат узнает, что мы казним его союзников, будут проблемы.

Ветрувий некоторое время разглядывал его, затем усмехнулся и повернулся к замершему палачу.

— Казнить.

«Уебок», — подумал Спурий.

Спурий служил в манипуле Ветрувия всего три месяца.

Его назначил сюда легат.

Раньше центурион выбирал себе опциона, то есть порученца, сам — из числа преданных ему солдат. Сейчас, после реформы Мария, этим занимался легат. Так он мог хоть как‑то контролировать центурионов.

«Я должен отстранить Ветрувия, — подумал Спурий. — Но командовать тогда придется самому, а я не умею. Я должен понять. Ветрувий — уебок, избивает солдат почем зря, но те готовы ради него на все, хоть в бездну к Ургмунду отправиться…. Почему?»

Ветрувий — бушующее пламя. Лысый хрен с зычным голосом.

«Я слишком холоден, слишком рационален, — с сожалением подумал Спурий. — Я в не силах понять пламя, однако… Пожалуй, я смог бы его затушить».

Он задумался.

— Эту оставьте, — внезапно сказал Ветрувий.

Палач в замешательстве уставился на центуриона. Спурий чуть шевельнулся. Он взглянул на орчанку, стоявшую на коленях перед занесенным мечом — дрожит вся, хнычет, пускает сопли… Ничего особенного. Молодая разве что. Черноволосая.

— Центурион? — спросил Спурий.

— Эту — ко мне в шатер, — резко сказал Ветрувий. — Быстрей давай.

Спурий пожал плечами и помог орчанке подняться. Она скалилась и смотрела на него с испугом, протянутую руку брать наотрез отказывалась — пришлось вздернуть ее за шкирку, словно котенка. Орчанка скулила. В прорехах платья болтались крупные, чуть провисшие груди. Спурий крепко взял ее за локоть и повел к шатру центуриона.

— Отмыть, привести в порядок, — сказал он рабу.

Раб кивнул, ничуть не удивившись. Он втолкнул заворчавшую орчанку в шатер и собрался уже войти следом, но Спурий взял его за плечо.

— Не боишься, что зарежет?

— Нет, господин. Я драться умею, — широко улыбнулся раб.

— Хорошо, — помолчав, сказал Спурий. — Иди.

Он взглянул в небо и поморщился. Дождь будет еще долго.