Рассказы о Бааль-Шем-Тове

Однажды ночью святой наш дед рабби Цви-Ѓирш вспомнил один вопрос, вопрос о ритуальной чистоте[214], по которому он давал наставления в тот день, и пришло ему в голову, что наставлял он не по закону и перепутал он скверну с чистотой. А было это за полночь, уже после того, как дело было сделано в соответствии с теми наставлениями, что он дал днем. И очень горестно стало ему из-за того, что случилась с ним такая промашка. И стал он перебирать дела свои и ни легчайшего прегрешения, ни даже поползновения к греху не находил в себе. И стал размышлять, может, грех его в том, что все великие люди возмущаются путями Бешта, только нет у них власти учинить ему что-нибудь, так как он не проживает в их уездах, у него-то, однако, есть власть изгнать его, ибо проживает он в его уезде, и, может статься, потому, что не изгоняет он Бешта из города Тлуста, и случился у него этот промах. И пришло ему в голову поехать в Тлуст, чтобы властью своей изгнать Бешта из города. Поехал в город Тлуст и сам пошел к дому Бешта. И было, когда он подошел к дому, нашел там двух безмужних жен[215], они стояли там в доме, а Бешта в доме не было, потому как тот вышел в нужник. И ждал дед наш, пока не пришел Бешт, и не вымыл руки, и не ответил обеим женщинам, что муж одной в таком-то городе, а муж другой в таком-то городе. А потом приветствовал Бешт святого нашего деда и сказал ему: «Добро пожаловать, чортковский раввин! И с чего вы так беспокоитесь? Ведь вы все сделали по закону, как следует, и наставляли прекрасно, в соответствии со сказанным в толковании таком-то с комментариями такого-то законоучителя». Когда услышал дед наш слова Бешта, что были сказаны в духе святости, сказал ему: «Отчего вы вышли, прежде чем сказать женщинам, где их мужья?» И ответил ему Бешт, что, когда он [находится] в месте чистом, глаза его прозревают миры высшие и места возвышенные, когда же должен он заглянуть своими глазами в места низменные и миры низшие и искать какого-нибудь человека в мире дольнем, то должен он зайти в нечистое место, где он не сможет видеть высшие миры, и тогда он окидывает взглядом дольний мир из края в край, и посредством этого нашел он мужей тех женщин. Увидев же все величие святости Бешта, ничего не сделал ему святой наш дед и поехал домой.

Все сие я слышал из уст святого адмора из Чорткова, да продлятся его дни. И слышал я от предков своих и верных людей, что после того большая любовь была меж святым нашим дедом и Бештом, благословенной памяти. И еще слышал, что, когда Бешт перенес свое жительство из страны Кире[216] в страну Россию, сказал, что в стране Кире оставляет он большого праведника, и это гаера де-хавутей[217]. И сказал он сие о святом нашем деде, который остался в Чорткове, в стране Кире. И еще слышал я в городе Чорткове во время моего пребывания там, что жители города рассказывают грозные и чудесные вещи о святости нашего деда, да охранят нас его заслуги.

(Шемен ѓа-тов, 104)

Однажды приехал Бешт в один город. А городской раввин был большой человек и не верил в Бешта. Когда же слышал небывалые и чудесные рассказы о Беште, посмеивался. Несмотря на это, пожелал увидеть того и поговорить с ним, но не хотел унижаться и самому идти к Бешту и сказал: «Поелику я раввин города, по чести говоря, Бешту следует прийти ко мне домой». Когда рассказали об этом Бешту, тот сказал: «Мало того что он не приходит, чтобы повстречаться со мной, так еще и хочет, чтобы я к нему пришел!» В конце концов пошел раввин к Бешту. Войдя, не застал Бешта в комнате, поскольку тот вышел [куда-то], а стояла в комнате одна безмужняя жена и поджидала Бешта. Вошел Бешт и взял кувшин с водой, чтобы омыть руки. Сказал Бешт женщине: «Муж твой теперь в таком-то городе, поезжай туда и найдешь его». Сказал Бешту раввин: «Ежели слова ваши пророческие, тогда ведь вы должны были сначала омыть руки и лишь затем произносить их». Сказал ему Бешт: «Ежели у вас на столе стоит дорогая стеклянная посуда, а на стол запрыгивают петухи и грозят все перебить, вы же не станете ждать, покуда закончите омовение рук, ведь так или иначе побьют посуду, я же, вот я вижу, как муж ее идет себе в таком-то городе, и он стоит у меня перед глазами точно так же, как посуда и петухи стоят на столе, и вы стоите прямо подле них, разве мог я медлить, покуда омою руки, ведь так или иначе, пока я не дам ей ответ, – горько будет у нее на душе, и страдания истерзают ее, тем же, что я сказал, где ее муж, я вернул ее душу к жизни».

(Сипурим нехмадим)

Проговорившийся [218]