Рассказы о собаках [из сборника «Море. Тундра. Собаки»]

Уязвленное самолюбие глодало старпома. Он готов был отрезать себе язык. Так опростоволоситься перед мальчишкой… И все-таки кто дал право гнать сейнер из-за какого-то пса? Но ссориться с капитаном старпом воздержался. Кряжев мог у начальника взять «добро».

— Кэп, а для чего тебе пес? Живет он, ну и пускай живет.

— Я у него в долгу, а долг платежом красен.

— Долг перед собакой — это смешно. Пес обязан спасать хозяина. Для этого его кормят. А ест он больше лошади.

— Старпом, у тебя никогда не было настоящего друга?…

Вопрос был чисто риторическим. Капитан отвернулся от своего помощника, настроил бинокль и внимательно осмотрел берег. Он был уверен, что должны пробежать собаки. Берег — место встреч всех обитателей острова. Даже куропатки прилетают поклевать камешки.

«Наверно, мало осталось на острове волков, — думал Кряжев, — медведю прожить легче. Летом он ест ягоду, осенью ловит рыбу, набирает жирку и всю долгую зиму спит под снежным настом в теплой берлоге. Волки обречены. Мышкой сыт не будешь, а куропатку еще нужно поймать. Море иной раз и тухлой рыбешки не выкинет. Попробуй прожить. Ушло время, когда на прибойной полосе гнили горы китового мяса — обилие пищи для всех зверей и птиц. Теперь на китов запрет. Китобаза закрыта. Старые „шашлыки“ замыло песком. Восточный берег опустел. На западном остался один поселок Шелихово. Волчья стая стихийно возникла и вымрет с голоду, или охотники истребят ее. Где же Дик?»

Кряжев всегда восхищался вскинутыми конусами вулканов и диким обрывистым берегом. Вот и сейчас три неизменных цвета бросались в глаза: белые вершины, желто-красные склоны и зеленые островки кедрача. Дикое место, а человек держится цепко, как мох, как ягель. Прикипает к одному месту.

«Не обмани меня Грачиха, жил бы я здесь и поныне. Нравится мне Север, а почему? Объяснить не могу. На материке давит жара. Мне бы дикий островок, ружье и собаку…»

Кряжев тяжело вздохнул. Ветер согнал с воды белые тучки. Море нахмурилось, потемнело.

— Закон подлости, — буркнул старпом. — Почти неделю стояла хорошая погода, а сейчас надвигается шторм. Колдун падает. Может быть, все-таки не пойдешь на берег? Накат большой.

Капитан промолчал. Сейнер подходил к берегу рыбозавода. Уже хорошо виднелись узкие ворота маленькой гавани. Первые штормовые волны встречал подполом. Вал за валом разбивался о его бетонную стенку, и фейерверк радужных брызг взлетал в воздух.

Сейнер развернулся носом к морю, и якорь, плюхнувшись в воду, зацепился за грунт.

— Если сильно прижмет, дашь сигнал, — сказал капитан своему помощнику.

Рыбаки уже спустили на воду шлюпку. Под берегом рвался прибой, в ворота ковша катила пологая зыбь.

Кряжев загнал шлюпку в тихий угол гавани, поближе к заводу, закрепил ее и выбрался на причал. Все здесь было знакомо, ничто не изменилось. Только вот навалилась подозрительная тишина. Никогда еще не было такого, кто-то обязательно появлялся на причале. Почему нет людей? Кряжев еще с моря заметил пустынную улицу, но не придал этому значения, а сейчас понял, что в поселке и в заводе никого нет.

Жуткая, неестественная пустота окружила со всех сторон, сдавила. Ветер распахнул двери завода, и они, жалобно поскрипывая, закачались на ржавых шарнирах. Где-то на крыше брякал надорванный лист жести. Кряжев зашел в засольный цех. Из чанов тянуло гнилью. Всюду валялись пустые мешки, носилки и ведра. В углу цеха громоздился уже никому не нужный штабель соли. Из-за чана выскочила лиса. Огненно-красная зверушка удивленно осмотрела человека и вильнула к полуоткрытой боковой двери.

«Рыбозавод закрыт. Люди бросили все. Опоздал. Приехал к разбитому корыту. Дик, Дик… Где теперь тебя искать?»

Кряжев вышел из цеха и направился к поселку. Когда-то укатанная до блеска дорога поросла бурьяном. За мертвыми заборами сиротливо стояли опустевшие дома-склепы, памятники людской щедрости. Даже окна, когда-то зрячие, веселые, сейчас надели черные очки. Кряжев заглядывал в пустые квартиры, а в памяти возникали знакомые лица, слышались голоса. С зеленой крышей — дом Грачевых. Отсюда он увел черноглазую Ленку. Они тихонечко шли к морю, и она рассказывала о жизни, про свою деревню, откуда завербовалась на Курилы. Вот и скамейка. Сколько лет простоит она в ожидании гостей. Когда еще кто-то придет и сядет!

Из чердака с шумом вылетела сорока. Кряжев вздрогнул. Этот близкий домик, где он проводил счастливые дни с Ленкой, показался чужим, незнакомым. Кто-то выбил окно.

Кряжев открыл дверь. Сердце его гулко стучало.

«Волнуюсь, — подумал он. — А ведь казалось, забыл черноглазую плутовку».

Из коридора пахнуло застойным, затхлым, нежилым. В углу нависла запыленная паутина, в ней билась муха. На полу валялись старые вещи, обувь. И вновь Кряжев ощутил Ленку, теплую, ласковую… Он долго смотрел бессмысленным взглядом на брошенные тряпки, пока не понял, что видит ошейник. Ошейник с ржавым обрывком цепи.

«Дик! Значит, Ленка привязывала его, хотела оставить у себя? Да разве своевольного пса удержит ржавая цепь?»