Рассказы о жизни московских зданий и их обитателей

Он, оказывается, приехал на конгресс, но не делегатом, а в качестве гостя или наблюдателя. Написал мне в записной книжке свой адрес. У него были добрые глаза с желтоватыми белками, необыкновенной ширины нос, мелко-мелко кудрявые волосы, черные губы и светлые, почти белые ладони, хотя сам аж отсвечивал фиолетовым. Я заказал еще солянку и бутылку пива, хотел вина, но мне не принесли. Вишь, падлы, нельзя уж с иностранцем поговорить. Без выпивки дальнейшее нахождение здесь потеряло интерес, я отдал 11–34 (тут деньги получает метр дотельша, так что чаевых нету), и подался на улицу».

Все в этих нехитрых записях интересно для нас – и меню с широким выбором блюд, и борьба с чаевыми, и даже то, как советский гражданин пытается познакомиться с иностранцем – таким же, в сущности, простым человеком, как он, но даже не имеющим сувенира под рукой. Ну а то, что дошедшему до «кондиции» гостю столицы не принесли очередную бутылку вина, следует расценивать не как наказание за общение с иностранцем, а сигнал к окончанию трапезы в «Национале».

Да, «Националь» – это не ресторан при гостинице «Байкал» в окрестностях ВДНХ. Поэтому и заработки швейцаров элитных ресторанов в самые хорошие дни достигали 150 целковых. Пропустишь так человек десять в день, глядишь, через три-четыре месяца можно и «Жигули» купить у какого-нибудь счастливого обладателя лотерейного билета. Жаль, что художник Зверев не приходил за коньяком каждый день! За тяжелую работу по открыванию дверей крепко держались, на нее устраивались по большому блату. Только свои, да с мохнатой рукой. И если в закавказских республиках уже в 1960-х годах продавались должности секретарей райкомов, то в центре Москвы за эти же деньги можно было купить место швейцара в элитном ресторане. А как бы иначе, не дав на лапу, в «Националь» попал знаменитый Рокотов в то самое время, когда ресторан закрывался на спец обслуживание делегатов очередного конгресса или съезда? Нет, не художник, а фарцовщик и валютный спекулянт-миллионер, про которого сегодня снимают сериалы, а некоторые даже предлагают поставить ему памятник как предтече российского банковского бизнеса.

Именно за одним из столиков «Националя» Ян Рокотов заключал свои фантастические сделки. Благо что за иностранцами ходить далеко было не надо: вот они все, как на ладони, живут в самой лучшей московской гостинице, и завтракают здесь же. Году в 1960-м за чашечкой кофе Рокотов познакомился с директором крупного европейского банка. Валютчик предложил следующую схему «сотрудничества»: там, за бугром, иностранные туристы перед своим приездом в СССР кладут валюту на счет Рокотова в банке. А приезжая сюда, они получают конвертированную в рубли сумму наличными опять же у него. Подобную же операцию он задумал проводить и с советскими гражданами, выезжающими за рубеж. В Москве Рокотов получал бы от них рубли, а там им выдавали бы уже твердую валюту. И курс обмена гибкий. И всем хорошо. В первую очередь, самому Рокотову, карманы которого не выдерживали бы веса оседавшей в них весьма приличной маржи.

Банкир обалдел от такой деловой активности Рокотова, пообещав ему в перспективе Нобелевскую премию. Никому в голову не приходило еще организовать настолько эффективную и простую схему обмена валюты. Но зачем нужна какая-то премия при таких деньгах, да еще и в самом демократическом в мире государстве? К тому же нездоровый ажиотаж вокруг недавнего (в 1958 году) присвоения Нобелевки Борису Пастернаку мог у кого угодно отбить желание ее получить. Прошел год, и в 1961-м, через три месяца после полета Юрия Гагарина, Рокотов получил не Нобелевскую премию, а пулю в затылок. Его расстреляли по специальному указу Президиума Верховного Совета СССР «Об усилении уголовной ответственности за нарушение правил валютных операций». Обнаруженное при обыске имущество Рокотова потянуло на полтора миллиона долларов.

Любил закусить в «Национале» и еще один «тип» – московский валютный маклер Юра Рабинович, отец которого был одним из юристов-обвинителей на Нюрнбергском процессе. Юру наивные люди принимали за американского дипломата – так стильно и неброско он одевался. Человек он был богатейший, промышлял тем, что менял доллары туристам на пути из Шереметьева в Москву. Автобусы «Интуриста» останавливались в условном месте, двери открывались, и заходил Рабинович. На чистом английском языке, представившись работником Внешторгбанка, он предлагал обменять валюту на рубли по очень выгодному курсу. Как правило, все соглашались, удивляясь удобству услуги – у них на Западе такого еще не придумали. После обмена автобус ехал дальше. Когда Рабиновича арестовали, а потом выпустили, он вновь вернулся в «Националь».