Рассказы о жизни московских зданий и их обитателей

Этот недостаток практичности, эта неукротимость избалованной натуры, составлявшие главную черту его характера, могут служить истолкованием многих его странностей. Кто не знал его за неисправимого оригинала. Кто не помнит, как он, не только в салонах, но и во время ежедневных своих прогулок, свободно и открыто говорил о происшествиях и лицах, возмущался крепостным правом, и не стесняясь ничем, высказывал среди собравшейся вокруг него публики самые смелые идеи. Кому не приходилось удивляться тому, что не раз самые почтенные дамы, которым случалось ему наговорить в сердцах пропасть колкостей, приезжали первые мириться с ним? На него нельзя было сердиться: живая, пылкая натура этого человека, всегда юная и увлекающаяся, всегда вдававшаяся в крайности, с ироническим складом ума, с большою начитанностью, с южным воображением и с женскою, непритворною добротою, обаятельно действовала на все окружающее, и ему все прощалось».

Не будем упрекать супругу в забывчивости: прощалось Шаликову далеко не все. Иначе откуда взялось бы столько злых эпиграмм, создавших совершенно иной образ князя. Самое интересное, что еще в 1903 году пушкинист Петр Щеголев, пытаясь взять под защиту творчество Шаликова, писал, что его произведения не заслуживают порицания такого накала: «Его стихи, например, мало чем уступают стихам Карамзина. Горе Шаликова в том, что он оставался сентименталистом слишком долго, после того как ложность этого направления была сознана. Деятельность Шаликова может быть охарактеризована как вырождение сентиментализма. Под влиянием, может быть, своего восточного происхождения, Шаликов особенно развил характерную особенность сентиментализма – чувствительность; у него эта чувствительность тесно связана с чувственностью».

Специфические качества шаликовских произведений вряд ли претендуют сегодня на пристальное внимание без особых на то причин. Однако повод есть. За два прошедших века опубликованы, пожалуй, уже все, какие только были, свидетельства и воспоминания участников исторических событий 1812 года. Но все же есть среди них одно, к которому редко обращаются, да, кажется, что и вовсе забыли. В 1813 году в Москве увидело свет сочинение князя Петра Ивановича Шаликова под названием «Историческое известие о пребывании в Москве французов 1812 года». Это было одно из первых изданных свидетельств о недавно закончившейся Отечественной войне 1812 года и о таком важнейшем ее этапе, как оккупация Москвы французскими захватчиками.

Название произведения Шаликова вполне соответствует его содержанию. Написанное к тому же литературным, чуть ли не былинным (по сегодняшнему времени) языком, «Историческое известие…» читается не просто как воспоминание, а служит ярким и самобытным документом эпохи. Даже В.К. Кюхельбекер, называвший Шаликова «плохим писакой», несущим «великолепную ахинею», тем не менее отмечал, что не мог без слез читать «Историческое известие о пребывании в Москве французов». А тот же Щеголев писал, что единственное произведение Шаликова, имеющее некоторую цену, это «Историческое известие о пребывании в Москве французов».