Одновременно Короленко написал письмо Михайловскому: «Пишет мне слезно наш А. М. Пешков, которого рассказ „Челкаш“ уже принят. Он посылал „Море“ — неудачно; потом я послал его р<ассказ> „Ошибку“. На днях он ее получил обратно и огорчен очень сильно. Я пишу ему по этому поводу свое мнение (гипотетическое) о причинах отказа, <так> как я сию „Ошибку“ читал. Но его особенно ушибло то, что ему отослали без ответа <…> „Ошибку“ я все-таки послал, — потому что она обличает дарование и написана на исключит<ельную> тему хотя, но сильно. Итак — два-три словечка» (там же, стр. 204–205).
Объясняя Горькому «гипотетическую» причину отказа, Короленко писал об идейно-эстетических взглядах Михайловского:
«Если Вы читали Михайловского „Мучительный талант“ (о Достоевском), то знаете, что он даже Достоевскому не мог простить „мучительности“ его образов, не всегда оправдываемой логической и психологической необходимостью. У Вас есть в данном рассказе тот же элемент. Вы берете человека, начинающего сходить с ума, и помещаете его с человеком уже сумасшедшим. Коллизия, отсюда вытекающая, представляется совершенно исключительной, поучение непропорционально мучительности урока, а образы и действие — толпятся в таком ужасном психологическом закоулке, в который не всякий решится заглянуть, потому что это какой-то тупик, а не широкая дорога. „Будка спасения“ немного отзывается натяжкой и не входит как необходимое звено в психоз (именно „будка“), а всё в целом напоминает „Алый цветок“ Гаршина, где эта форма настроения нарисована с необыкновенной рельефностию и силой. Всё это я в такой подробности пишу потому, что в моем устном отзыве Вы, по-видимому, не обратили внимания на эту сторону моих замечаний и, во-вторых, затем, чтобы объяснить (как я ее понимаю) причину неудачи. Она вытекает из взглядов Михайловского на задачи искусства и не может быть поставлена ему в вину. Затем, конечно, повторю и теперь, что рассказ написан сильно и выдержан лучше многих других Ваших рассказов. Думаю, что его примут, так как все-таки свою исключительную тему он развивает отчетливо и правдиво (в общем)» (там же, стр. 32–33).
Вскоре Короленко получил ответ от Михайловского и сообщил о нем Горькому 23 апреля 1895 г.: «В общем — его отзыв приблизительно совпадает с тем, что я уже Вам писал. Рассказ кажется ему бесцельным, а психология двух сумасшедших произвольной <…> „Автор несомненно талантлив, — пишет Михайловский, — сила есть, но в пустом пространстве размахивать руками, хотя бы и сильными — нет смысла“. Он выражает желание, чтобы Вы избавились от некоторой искусственности, растянутости и „признаков декадентства“ (как в „Море“ и „Ошибке“). Таков ответ Михайловского, — он всегда несколько резок, но в нем много правды» (там же, стр. 34–35).
Горький послал рассказ в другой столичный журнал — «Русская мысль». А. А. Богодуров вспоминал: «В 1895 г. рассказ Горького „Ошибка“ при содействии А. И. Ланина был помещен в журнале „Русская мысль“ В. Лаврова» (Архив А. М. Горького, МоГ-2-1-1). Видимо, помогал напечатать рассказ и Короленко. 7–10 июля 1895 г. Горький, обращаясь к Короленко, писал: «…не спросите ли Вы „Русскую мысль“ — пойдет моя „Ошибка“ или нет? Спросите, если запомните об этом» (
При подготовке рассказа для
Рассказ «Ошибка» был сразу же замечен критикой. В статье «Литературные заметки» М. Полтавский (М. И. Дубинский) писал: «Не могу не воспользоваться случаем, чтобы порекомендовать читателю прекрасный рассказ г. Горького, глубокий по мысли и удачный по исполнению» («Биржевые ведомости», 1895, № 322, 23 ноября). Критик «Литературного обозрения» утверждал, что «Ошибка» является подражанием «Палате № 6» Чехова: «Стремление доставить благо людям, печаль при виде общественной безурядицы послужили исходными пунктами помешательства в рассказах и у Чехова и у Горького» («Литературное обозрение», 1895, № 42, стр. 1134). О связи горьковского рассказа с «Палатой № 6» Чехова писал также Р. И. Сементковский в статье «Что нового в литературе?» («Нива», литературное приложение, 1895, № 11, стр. 562).
Социальный подтекст рассказа попытался раскрыть М. Оликов в статье «Выбитые из колеи». Однако, сведя содержание «Ошибки» к изображению «выбитых из колеи», он утверждал, что писатель будто бы «жалеет людей, но не любит их», как «Шопенгауэр выводил обязательность сострадания к ближним из чувства презрения к ним» («Русский листок», 1898, № 252, 11 сентября).