Рассказы разведчика

Но у меня была еще одна обязанность. По поручению политотдела дивизии я проводил агитационную работу среди немецких солдат и офицеров, не пленных, а тех, которые сражаются против нас. Это общественная обязанность, а человек, который выполнял ее, назывался инструктором по агитации и пропаганде среди войск противника. В его обязанность входило распространение листовок, напечатанных типографским способом на немецком языке. Идут, к примеру, разведчики по спецзаданию в тыл врага. И ты идешь с ними с толстой пачкой таких листовок, и разбрасываешь их в тылу вблизи жилых землянок, на дорогах, у мостов, вдоль телефонных линий, так чтобы немецкие солдаты могли найти их и прочитать. Или забрасываешь эти листовки с помощью минометов специальными деревянными минами, напичканными такими листовками. Эти мины разрываются в воздухе над немецкими окопами и разбрасывают листовки.

Часто приходилось мне и моим товарищам вести агитацию с помощью рупора или громкоговорящей установки. Как это делалось практически и пойдет повествование в рассказе, который ты сейчас прочтешь.

Однажды, рано утром, к нам в комнату вошел маленький худощавый боец в длинной не по росту шинели.

– Алеша! Курский! Откуда ты взялся? – воскликнул я и бросился обнимать своего товарища.

– К тебе, принимай гостей, – ответил Курский мягким низким голосом.

– Раздевайся, будь гостем. Вот удружил, ну как тебя за это не благодарить, – суетился я.

– Постой, еще успеешь это сделать. Да ведь я не один, там во дворе еще двое.

Мы спустились по бетонной лестнице во двор, где у забора стояла груженая повозка. Лошадь, опустив голову, понуро жевала брошенный на землю клочок сена. Рядом с повозкой стояли два незнакомых мне солдата.

– Познакомься, это – Иван Богатиков, техник-радист нашей установки, а это – ездовой Марк Грибов.

Я радушно пожал руку молчаливым спутникам Алеши Курского.

– А это наша установка, – продолжал Курский своим приятным, я бы сказал музыкальным, голосом. Я всегда удивлялся, что у этого невзрачного на первый вид парнишки, такой бархатный голос. – Тебе с ней тоже надо познакомиться. Называется она ОЗС, что значит ОКОПНАЯ ЗВУКОВАЯ СТАНЦИЯ. Мощная, целый километр перекрывает. Это тебе не в рупорок кричать, надрываться, сидишь себе в блиндаже и спокойно говоришь в микрофон, а она, брат, твой голос усиливает так, что за километр в округе слышно.

– Постой, постой, так вы приехали, чтобы… – неуверенно говорю я, начиная кое о чем догадываться.

– Да, да, Андрюнин послал, сегодня ночью будет передача. У меня есть целая программа, рассчитанная на три часа вещания на противника.

В это время на лестницу выбежал Игнат Омельченко, дежурный по взводу разведчиков и позвал меня к телефону. На ходу я крикнул Алексею, чтобы он располагался во дворе, как дома, взял телефонную трубку и услышал голос капитана Тараненко:

– Скоро к вам прибудут агитаторы из политотдела дивизии, так вы их примите, накормите…

– Они уже здесь, товарищ капитан, – перебил я Тараненко.

– Хорошо, как стемнеет, вместе с ними приезжай в батальон Чернышова, я буду у него и вас встречу. За это время разведчики подберут участок, удобный для передачи.

На этом наш разговор закончился.

Алеша Курский мой старый фронтовой приятель, вместе с ним я начал свой боевой путь с Днепра в марте 1943 года. Тогда мы оба успешно закончили армейские курсы и получили удостоверения рупористов. Практику проходили по реке Вопец близ села Сафроново Смоленской области. Нашим оружием был жестяной рупор, точно такой, какой можно увидеть у капитанов речных пароходиков, которым они отдают команды во время швартовки и отчаливания. Ночью мы выбирались из окопов, подползали как можно ближе к траншеям противника и, приставив рупор ко рту, громко кричали выученный наизусть текст на немецком языке. Слышимость была плохой, фразы сильно искажались. Как правило, немцы сразу же открывали огонь из всех видов оружия, как только мы начинали агитацию. Сопровождаемые разрывами мин и свистом пуль, мы еле успевали уносить свои ноги. Отдохнув и глотнув несколько глотков теплой воды, мы переходили на новый участок, опять подбирались к немецким окопам и снова начинали передачу. Немцы снова открывали огонь, и мы снова бежали к своим окопам, предварительно заткнув полы шинелей за поясные ремни. Такая игра продолжалась целую ночь. Иной раз мы надрывали свой голос так, что потом несколько дней разговаривали только шепотом. Немцы не любили такие агитационные передачи и любой ценой пытались заглушить наши голоса. На мины и снаряды они не скупились. Да и наши командиры, честно говоря, не особенно жаловали нас. Они всеми силами старались переправить нас к соседям, мол, там и немецкие траншеи поближе, а наши окопы поглубже.