Я знал, что вокзал должны были контролировать один-два наилучших детектива, и сказал мистеру Линли, что иногда мимо меня к платформе проходило по две-три сотни людей, но ни разу среди них я не заметил сыщика. Их же сразу видать, они обычно держат газетку, которую как бы внимательно читают, и еще потешно покашливают, и подносят к лицу белые носовые платки, будто сморкаются, а уж если сморкаются, то с трубным звуком, и одеты все практически одинаково, и еще иногда они носят сапоги на кожаной подошве, но все равно распознать их легко. Ну а тут я ни одного такого не замечаю, ни на одной платформе, и смекаю, что, наверное, они как-то по особому замаскированы, так, что мне и невдомек. Спрашиваю мистера Линли, что он об этом думает, а он отвечает, что, по его мнению, там вообще нет детективов. И как же тогда они собираются поймать Стиджера, спрашиваю. А мистер Линли и говорит, что, скорее всего, нынче он не появится. Всегда меня удивляет, как это люди могут нести всякую чушь, потому что должна же у них на это быть причина, если, конечно, они не несут ее безо всякой на то причины, что, разумеется, не имеет никакого отношения к мистеру Линли, ни в коем случае. Я обычно сначала покупал билет, чтобы пройти к платформам, но потом мистер Линли кому-то там сказал, что я однажды очень ему пригодился, во время расследования того ужасного дела в Андже, и они как-то договорились с железной дорогой, и меня стали пускать просто так. Короче, шли дни, и шли недели, и я продолжал потихонечку продавать «Нямнямо». Раз меня задержал сотрудник вокзала за приставание к пассажиру. Но я наплел, что тот показался мне таким худым, как будто у него было несварение, и я подошел к нему по доброте душевной, потому что от «Нямнямо» он хоть чуть-чуть да поправился бы. Ну, знаете, всякое такое. И сотрудник меня не стал прогонять. А я, мало того, еще и продал ему бутылочку «Нямнямо», объяснив, что у него вид очень усталый, а «Нямнямо» его взбодрит. И то и дело я бросал по шиллингу в ящик к этой чудной серой мохнатой собаке, как бы для успокоения совести, потому что не больно-то много ее у меня осталось после всех этих лет торговли «Нямнямо», хотя уж поболе, чем у Стиджера, в любом случае. И Стиджер однажды-таки появился, как мы и думали, потому что каждый же через этот вокзал в течение года проходит. Мы и двух месяцев не прождали. Он был вообще не похож на Стиджера, ну ни капельки. Линли был прав, он изменил свою внешность. И рост тоже, примерно как Линли и предполагал, — почти на два дюйма. Это был совершенно другой человек. Его бы родная мать не узнала. Но только не собака. Я в этот момент как раз был неподалеку. Сначала пес заскулил, а потом дернул поводок. И потащил носильщика прямо к Стиджеру, а носильщик-то как раз и был переодетый инспектор Алтон. Стиджер узнал бы свою собаку, но он ожидал увидеть восточноевропейскую овчарку. Сам-то он замаскировался, но в игру ведь всегда играют двое, а овчарка была замаскирована еще почище него. Ее побрили наголо и приклеили к ней этот странный серый мех. Само собой, пришлось укоротить бедной твари хвост, но подобная жестокость в Англии дозволена законом. Ну, во всяком случае, это лучше, чем рубить хвост в щенячьем возрасте, поскольку псина успела им попользоваться в свои лучшие годы, а вот спаниелям или фокстерьерам этого вовсе не дано. В общем, как бы это ни было ужасно, Стиджер-то был еще ужаснее. Он был несказанно удивлен, когда два детектива выскользнули из толпы и арестовали его. Должно быть, по знаку инспектора Алтона. Ну, на этот-то раз его повесили. И, как я сказал еще раньше инспектору Алтону, давно пора было. И тут конец Стиджеру, и моим историям.
ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ УБИЙСТВО