Спустя некоторое время Отис повстречал индуса, который предостерег его, подложив ему письмо, и узнал в нем того самого выпускника университета, что следовал за ним на улице. Конечно же, Отис угостил его изысканным ужином. А потом они еще долго беседовали, и индус заверил Отиса, что он и все достойные индийцы ненавидят тугов так же сильно, как и он, — и их вульгарную богиню Девани и все суеверия, которым они следуют, исполняя ее гнусный культ. Они с Уилкотом Т. Отисом долго обсуждали все эти вещи, открыто, как два просвещенных человека. И Отис рассказал историю про свой туго набитый карман, и как в нем был всего-навсего Ганеша.
— Ну, — сказал индус, — вы не единственный, кто был спасен этим божеством.
СРЕДЬ БОБОВЫХ ГРЯДОК
Вот история, услышанная мною от старого отставного сыщика по имени Рипли. В ней много пробелов и недомолвок, может быть, потому, что и теперь существуют вещи, которые лучше не называть своими именами, а скорее всего, потому что на всем протяжении своего рассказа он ни на минуту не переставал копаться в грядке с турецкими бобами в своем саду в Патни,{74} усердно втыкая в землю колышки, чтобы растениям было вокруг чего обвиваться.
— Захватывающие истории из моей жизни? — переспросил он. — Ну да, не обошли они меня стороной, как и многих в свое время.
В этот момент ему попался кусок грядки с более плотной землей, и ему никак удавалось воткнуть палку для своих бобов, так что на некоторое время он умолк, и я испугался, что больше ничего не услышу. Но затем он продолжил:
— Была одна история, которую я, наверное, никогда не забуду. А началось все в читальном зале Британского музея.{75}
— Британского музея? — переспросил я.
— О да, — ответил Рипли. — Если когда-нибудь кому-либо поручат найти наших самых опасных врагов, это отличное место для такого дела. Мало кто из них не приходил туда в свое время и не сиживал там часами. Так они и делали. Приходили и читали. И находили там все, что нужно. Там-то все и началось: кто-то подслушал, как беседовали два таких типа, а такое не часто случается.
— И о чем они беседовали? — спросил я.
— Об убийстве, — ответил он. — Только это их и волновало. Убийство крупного масштаба.
И поскольку его внимание вновь отвлекли бобовые грядки, я спросил:
— О ком идет речь?
— Приехали они все из Швейцарии, — сказал он. — Но больше интересовались Россией. Они не были швейцарцами, и не думаю, что они были русскими. Происхождение их мне не известно, однако к нам они прибыли из Швейцарии и замечены были в Британском музее, где кое-что из сказанного ими было случайно услышано. Но для своих убийственных тем они предпочитали встречаться в одном подвале в восточном Лондоне, как раз туда меня и направили за ними следить. Разумеется, собирались они не в дневные часы. В итоге все это дело растянулось почти на год. Я туда попал через их английских последователей и через них же планировал изучить внешнее окружение подозреваемых, если таковое имелось. Их было девять, — девять человек, изучивших специфику убийства, как производитель инсектицидов изучает мошек и червячков. И на протяжении всего этого времени я понемногу осваивал язык той страны, из которой якобы приехал, чтобы понимать случайные фразы, вдобавок я пытался имитировать правильный акцент. На первый взгляд, это самая трудная часть дела, и вряд ли достижима за год. Но все складывалось удачно. К счастью, эти люди общались по-английски, а что до акцента, то оказалось достаточным безукоризненно произносить две-три фразы, что я время от времени и делал. Страна, из которой я будто бы приехал, была одной из стран, ранее входивших в понятие «Всея Руси». Какое-то время отнял у меня процесс внедрения в ближайшее окружение, а позволения быть посвященным в саму церемонию пришлось ожидать значительно дольше.
— А что это была за церемония? — поинтересовался я.