Рассказы сновидца

Мы думаем, что мистер Плинк попытался напугать его рассказами о том, что случается с убийцами. Очень может быть, он поведал о той короткой прогулке, которая им предстоит после завтрака в 8 часов утра. Но нам мало известно о том, что было сказано в этом доме, потому что мистер Плинк сам весьма напугался, обвинений не предъявил и вообще рассказал очень немногое. Мистер Уизерли сразу пришел к нам и все нам рассказал. Он не был напуган. Он не поверил в угрозы Типпа, и ничто не могло заставить его в них поверить. А с Плинком все вышло по-другому. Мистер Уизерли просто обвинил Типпа в попытке шантажа, который состоит в получении денег путем угроз — как мы ему пояснили, но в момент разговора с Типпом в доме больше никого не было, и он был единственным свидетелем против Типпа. Если б только мы знали о том, что произошло с мистером Плинком, мы бы сложили два и два. Но Плинк к нам не пришел. Как мы поступили — мы попросили мистера Уизерли устроить еще одну встречу с Типпом, которую мы собирались прослушать. Но прежде чем это произошло, мистер Уизерли умер, и мы оказались перед самым сложным делом из всех, с которыми мы когда-либо сталкивались. Должен вам сказать, мистер Плинк заплатил эти двести фунтов.

— А в чем заключалась сложность этого дела? — спросил я.

— Ну, начнем с того, — сказал старый сыщик, — что оно имело все признаки сложнейшего дела: напрашивалось совершенно очевиднейшее решение, которое было слишком тривиальным, чтобы быть верным. Видите ли, Типп угрожал мистеру Уизерли смертью, и на следующий день тот умер. Следовательно, что еще можно было предположить, кроме того, что Типп убил его? Но за этим последовало заключение судмедэксперта, в котором однозначно говорилось о том, что он умер естественной смертью в результате несчастного случая. Мы просили экспертов еще раз пересмотреть эти документы, чтобы убедиться в этом, но нам сказали, что нечего больше тут пересматривать. Мы сами изучили эти документы и пришли к тем же выводам. В этом была какая-то тайна.

— И что это был за несчастный случай? — спросил я.

— Огромная дубовая балка, — сказал он, — (а дом был очень старым), упала ему на голову.

— Ловушка, подстроенная Типпом, — подхватил я.

— Именно так мы все и подумали, — продолжил он. — Но чем больше мы в это вникали, тем очевиднее становилось, что вся работа была проделана жуком-точильщиком. Речь идет об огромной балке поперек потолка спальни, подточенной жуком с обоих концов. Дом разменял уже шестую сотню лет, так что на это дело у жука было полно времени. Разумеется, мы поискали следы пилы или топора, чего бы то ни было, что могло заставить балку сдвинуться с места. Но следов не было, а жука-точильщика казнить как-то нелепо. В этом-то и заключалась наша проблема: отчего Типп не убил мистера Уизерли. Судмедэксперты однозначно подтвердили, что он его не убивал, и мы не могли доказать, что они ошибаются. Мы даже не могли арестовать Типпа за попытку вымогательства, поскольку мистер Плинк не заявил, а мистер Уизерли так удачно умер.

— Удачно, вы имеете в виду, с точки зрения убийцы, — сказал я, пытаясь вновь привлечь внимание старика, который в ту минуту отвлекся и принялся привязывать к опоре высокий стебель мальвы.

— Мы ведь не можем назвать его убийцей, — сказал он. — Такие вещи надо еще доказать, а у нас не было и намека на улики. У нас не было даже оснований для возбуждения уголовного дела, ну разве что обвинить во всем жука. Других доказательств-то и не было.

— Каким образом тогда Типп узнал, что с мистером Уизерли произойдет несчастный случай? — спросил я.

— В том-то вся и загвоздка, — сказал он, — и мы ее не разгадали. Даже для себя. Нам нужно было еще поспрашивать.

— Кого поспрашивать? — воскликнул я.

— Когда Типп потратил свои двести фунтов, — пояснил он, — он снова принялся за кражи, свои прежние делишки, и попался на мелком воровстве. Он никогда не крал зараз по многу. Он пробирался в спальни, обычно днем, и хватал всякую мелочь с туалетного столика. Тогда ему дали несколько месяцев. Когда воруют днем, видите ли, это совершенно другое дело. И, само собой, Типп это знал.

— Почему? — спросил я.