Расследования Арсена Люпена

Все еще глядя прямо в лицо маркизу, Рауль продолжал:

– У Вальтекса есть другое имя, сударь… скорее кличка, под которой он хорошо известен в преступном мире.

– В преступном мире?

– Вальтекса разыскивает полиция.

– Быть того не может!

– Вальтекс – не кто иной, как Большой Поль.

Маркиз был крайне взволнован. Он задыхался от возмущения:

– Большой Поль? Главарь банды? Послушайте, это немыслимо… Вальтекс не может быть Большим Полем… Как вы вообще смеете утверждать подобное? Нет-нет, Вальтекс – вовсе не Большой Поль!

– Вальтекс – не кто иной, как Большой Поль, – упрямо повторил Рауль. – В ту ночь, о которой я хочу вам рассказать, Большой Поль вместе со своими сообщниками стоял на набережной, шпионя за своей бывшей подружкой. Когда Клара вышла из вашего дома, он хотел похитить ее… Но я был начеку. Я схватился с ним, а когда увидел вблизи его лицо, то узнал в нем Вальтекса; до того он месяц крутился возле вас, и я наблюдал это. Итак, то был номер три! Перейдем теперь к четвертому злоумышленнику: это полиция… Полиция официально отказалась от ведения дела, но продолжает упорствовать в лице упрямого и злопамятного инспектора, который в прошлом был совершенно никчемным сотрудником прокуратуры: я имею в виду старшего инспектора Горжре.

Теперь Рауль осмелился дважды взглянуть на девушку. Он не мог хорошо рассмотреть ее лицо, так как Антонина стояла против света, но чувствовал ее эмоции, то особое волнение, которое вызвала у нее эта история, где некую роль, причем пока необъяснимую, явно играла она сама!

Маркиза, казалось, задели за живое откровения Рауля, и он покачал головой:

– Я помню этого Горжре, хотя лично он меня никогда не допрашивал. Не думаю, чтобы он знал о моих отношениях с Элизабет Орнен.

– Нет, не знал, – подтвердил Рауль. – Но он прочитал о продаже замка и тоже явился сюда.

– Вы уверены?

– Я столкнулся с ним на развалинах.

– Значит, он присутствовал на аукционе?

– Нет, его там не было.

– Почему же?

– Он все еще пребывает среди руин.

– Перестаньте!

– Да, я предпочел оставить его там, засунув ему в рот небольшой кляп, закрыв глаза повязкой и связав руки и ноги.

Маркиз отпрянул:

– Я категорически не одобряю подобных действий!

Рауль улыбнулся:

– От вас и не требуется что-либо одобрять, месье. Ответственность за них я беру на себя, а вас ввожу в курс дела из чистого к вам уважения. Мой долг – выполнять то, что я сочту полезным для нашей общей безопасности и правильного хода расследования.

Тут Жан д’Эрлемон окончательно осознал, к чему может привести подобное сотрудничество, которого он любой ценой старался избежать, но к которому его принуждали и обстоятельства, и воля собеседника. Как он мог уклониться?

Рауль продолжал:

– Таково положение дел, месье. Оно достаточно серьезно или, по крайней мере, может стать таковым, особенно с учетом действий Вальтекса, и это вынуждает меня немедленно вмешаться. Поскольку Большой Поль угрожает своей бывшей подружке и, насколько мне известно, намерен объявить вам войну, я тоже перехожу в наступление и завтра вечером сдам его полиции. Что произойдет потом? Будет ли установлена личность Большого Поля, сиречь Вальтекса? Сообщит ли он о ваших отношениях с Элизабет Орнен, тем самым выдвинув против вас обвинение пятнадцать лет спустя? Все это мне пока неизвестно. Вот почему я хотел бы узнать некоторые подробности…

Рауль ждал. Но на сей раз нерешительность маркиза длилась недолго. Он заявил:

– Мне ничего не известно… Я ничего не могу вам сообщить.

Рауль встал:

– Пусть так. Значит, я справлюсь сам. Но это затянется надолго. Возможно, не все пройдет, как говорится, без сучка без задоринки. Но это ваше решение. Когда вы уезжаете отсюда, месье?

– Завтра, на автомобиле, в восемь часов.

– Прекрасно. Я думаю, что Горжре сможет освободиться только утром и успеет на десятичасовой поезд в Виши. Так что беспокоиться пока не о чем – если, конечно, вы позаботитесь о том, чтобы смотрительница замка не сообщила Горжре никаких сведений относительно вас и мадемуазель. Вы останетесь в Париже?

– Только на одну ночь, а потом буду отсутствовать около трех недель.

– Около трех недель? Давайте тогда встретимся через двадцать пять дней, в среду, третьего июля, у скамейки на террасе перед замком, в четыре часа. Вас это устраивает?

– Да, – сказал д’Эрлемон. – А я тем временем подумаю обо всем этом.

– О чем?

– О ваших открытиях и предложениях.

Рауль рассмеялся:

– Будет слишком поздно, месье.

– Слишком поздно?

– Черт возьми! Я не могу уделить так много времени делу д’Эрлемона. Через двадцать пять дней все и так будет улажено.

– Что будет улажено?

– Дело Жана д’Эрлемона. Третьего июля, в четыре часа, я расскажу вам всю правду об этой драме и раскрою загадки, которые делают ее еще более запутанной. А кроме того, я вручу вам наследство вашего деда по материнской линии, что позволит мадемуазель, если она того пожелает, вернуть мне выписанный мною чек и сохранить этот замок – который, кажется, так ей нравится, – чтобы поселиться в нем.

– Итак, – спросил крайне взволнованный д’Эрлемон, – вы действительно думаете, что вам это удастся?