Рассвет после ночи

За день до выборов в парламент Греция отмечала годовщину подвига Политехники. Рано утром 17 ноября перед длинной железной оградой института было многолюдно. Через новые ворота, около которых, как горькая память, лежали поверженные танками старые, медленно вливался людской поток. Первые цветы и венки были возложены на эти покореженные и обожженные огнем железные ворота, на которых погибли студенты «первого заслона» против танков, грозно выстроившихся год назад у ограды. Институтская территория походила на кладбище: там, где погибли студенты, выросли холмики из принесенных цветов, а на них были имена и фотографии молодых героев. Из репродукторов громко разносились оставшиеся для истории, записанные в Кровавом ноябре призывные слова участников восстания. Никос как вкопанный остановился у входа на территорию института, услышав звонкий, полный тревоги девичий голос. Он узнал этот голос. Никос вздрогнул, до боли сжал кулаки, когда над самой головой раздались слова Нисы: «Греки! В этот момент танки наводят свои орудия на здание института!» Казалось, что сейчас живая Ниса предупреждает об опасности и призывает греков встать на защиту восставших студентов. Никос настороженно оглянулся, но поверженное железо старых ворот заставило его осознать, что все услышанное и увиденное в эти минуты в Политехнике — вчерашняя боль и гордость Греции, страница истории борьбы с хунтой…

После освобождения Никос много раз приходил на этот «островок свободы» поклониться подвигу и памяти «девушки в белом». С большого фотопортрета на него задумчиво и вопросительно смотрела Ниса, словно спрашивая: все ли она сделала в трагический час Политехники? За Никоса ответил Шерлок Джекобс, будто почувствовав во взгляде Нисы вопрос, обращенный к ее друзьям:

— Я только что видел на большом щите слова, написанные знаменитым греческим поэтом и моим другом, о том, что у этих поваленных ворот мы снова даем клятву бороться до последней капли крови во имя жизни и свободы. Эта девушка, которая первой отдала свою жизнь, как греческие героини древности, кажется мне розой, не успевшей расцвести. Нет, не только греки, все человечество не забудет подвига «юной гречанки.

Англичанин опустился на колени и бережно положил на могильный холм цветок.

— Из Месолонги, — тихо произнес мистер Джекобс. Ярко-красный, как капля крови, полевой цветок был полузасохшим, но бархатная плотность и блеск лепестков делали его вечно живым маленьким чудом природы.

Никос крепко сжал руку Джекобса, с волнением сказал:

— Наш Еврипид говорил, что подвиг не умирает с героем, а переживает его. Так стало с Байроном. Так будет и с Нисой, со всеми героями. Спасибо тебе, Шерлок, за этот вечно живой цветок.

Котиков вспомнил, что англичанин взял с собой, несколько цветков с места гибели Байрона в Месолонги, подумал, что тот увезет в Лондон эту дорогую реликвию, но вот, оказывается, один из них Джекобс принес с собой в Политехнику, положил на могилу Нисы Гералис.

По радио выступали оставшиеся в живых участники восстания в Политехнике. Диктор назвал имя молодого поэта Александра Сарандиса.

— Сын Рулы, — заметил Никос.

Поэт сказал, что прочтет стихи своего учителя, который одним из первых поспешил на зов восставших студентов.

— Это стихи о подвиге греков в борьбе с фашизмом, — объяснил он и стал декламировать:

Пытаюсь
продеть в иголку тонкую нитку,
хочу заштопать отверстие в моей груди,
просверленное взглядом.
Игла — жестокая Действительность, а
нить — нежнейшая мечта.
Как их соединить?
Нить —
мечта,
игла — жестокая действительность…
Все здесь фарс. И все трагедия.
Представьте, сколько
памятных, кровью запятнанных мест;
знаменитый тир в Кесарьяни,
концлагерь в Хайдари,
Грамос и Вици
И Политехнический в Афинах —
Все это затаилось в памяти Греции…

По радио уже выступал другой поэт, а трое друзей словно вслушивались в отзвуки только что услышанных стихов. И не заметили, как к ним молча подошла седая женщина — мать Александра Сарандиса.

— Рула! — первым заметил гречанку англичанин.

Рядом с Рулой стоял незнакомый седовласый мужчина.

— Мой брат, — представила его Рула.

— Мы слышали ваши стихи, — обрадовался англичанин. — И думали, что Александр прочтет по радио…

— О, мы условились, что это сделаю я, — быстро ответил поэт. — Очень рад, что познакомился с вами, товарищи. Мне пора к микрофону.

— Можно и я с вами? — спросил мистер Джекобс.

— Такому гостю мы будем очень рады, — сказал поэт и вместе с англичанином направился к входу в институтское здание.