Пацакис продолжал стоять, несмотря на разрешение диктатора садиться, когда зазвонил телефон. Пападопулос с кем-то долго и любезно разговаривал. «Женщина», — определил шеф тайной полиции и бросил быстрый взгляд на настенные часы: потом он поинтересуется, кто в это время звонил диктатору и о чем был разговор.
— Кстати, господин Пацакис, — уже мягче произнес диктатор после окончания телефонного разговора, — как обстоят дела с нашим островом?
— Он будет вашим, как и все, что самим господом богом дано нашему вождю!
Сочетание «бог» и «вождь», когда речь шла о «главе христианской Эллады», особенно льстило диктатору, он верил в свою миссию — спасти страну от врагов, самыми опасными среди которых были коммунисты. Пацакис хорошо знал и эту слабинку, и то, что обычно следовало за грубой лестью, которая сейчас настойчиво насаждалась в Греции. Но диктатор лишь довольно вскинул голову и заложил руки за спину. «Неужели все еще находится под впечатлением телефонного разговора?» — подумал Пацакис и пожалел, что на сей раз заряд его лести не достиг цели. Обычно же «вождь Эллады» сразу начинал говорить о великой миссии «спасителей нации и христианства», требовал решительно бороться с коммунизмом и тем самым заслужить похвалу всевышнего и друзей на земле.
— Говорят, что ваш остров когда-то предназначался в подарок одной даме, которая превратилась в нашего общего врага? — диктатор продолжил разговор.
— Та дама достойна другого подарка.
— Но она отвергла и это.
Пацакис прямо посмотрел в глаза диктатора, стараясь разгадать смысл сказанного.
— Не теряйтесь в догадках, — будто угадал его мысли диктатор. — Буду с вами откровенен. Я бы хотел видеть в тиши на уютном острове даму, которая того заслуживает. И не хотел бы, чтобы кто-то мешал нам, допустив, другая дама, которая поселилась бы на… вашем острове.
— Это исключается!
— Да, если речь идет о той даме, которая, как вы сказали, достойна… другого подарка. Но, кроме вас, есть и ваш высокоуважаемый папа.
— Мой отец любит сравнивать женщину с бриллиантом в короне. Ваш бриллиант должен быть единственным и неповторимым. Никто под небом Эллады не может позволить себе то, что дано…
Диктатор поднял руку и улыбнулся, давая понять, что он вполне доволен таким оборотом дела. Провожая Пацакиса до дверей кабинета, сказал:
— Ничто человеческое не минет и нас, рабов божьих. Да поможет вам бог в нашем общем деле и в делах… за тридевять земель!
По дороге в свой офис Пацакис думал о том, что имел в виду этот «вождь Эллады» и одновременно агент ЦРУ, действиями которого руководят из мадридского филиала ЦРУ. Пусть диктатор знает, что это известно шефу тайной полиции. Ну а что касается генерала — шефа военной полиции, то жизнь еще покажет, кто действительно работал на «вождя», а кто сам бы хотел быть в этой роли.
Со смешанным чувством обиды, тревоги и неудовлетворенности от разговора с диктатором-выскочкой шеф тайной полиции и вошел в свой кабинет. Первое, что он увидел, на столе цветные фотографии из Рима. У микрофона на трибуне стоит Елена вся в черном, не ведая, что через какое-то мгновение может сработать часовой механизм. Рядом — молоденькая женщина в красном. Приемная дочь Ставридиса. Повзрослевшая, красотой не уступающая даже Елене. А вот они обе с недоумением смотрят, как люди на сколоченной сцене-трибуне разглядывают густую паутину проводов. Крупным планом лицо мужчины с вытаращенными, видимо, от сильного испуга глазами. Сын министра-эмигранта, подвизающийся около двух певиц, Алексис, Агенты-Пацакиса пытались завербовать его, соблазняли большими суммами, но он неожиданно отказался и вот теперь выступает в роли организатора этого турне. Его отец, который среди либералов считался крайне правым, тоже позволил себе резкие выпады против режима диктатуры в Греции, приветствовал создание антидиктаторского фронта, призывал беженцев и эмигрантов включиться в движение за свободную от фашизма Элладу.
Шеф вызвал помощника.
— Куда теперь направляются эти? — кивком показал на фотографии.
— Планируется поездка в Лондон, где их сопровождать будет старый знакомый, байронист Джекобс.
— Джекобс? Какой Джекобс?
— Старший брат археолога Джекобса.
— Он тоже коммунист?
— Всегда им сочувствовал.
— Старший брат поддерживает коммунистов дома, младший в Греции. Попахивает агентурой. Какие у них связи с Москвой?
— Надо выяснить, шеф. С Москвой, надо полагать, связи у двух наших соотечественниц.
— Каким образом?
— После Лондона они должны быть в Москве.
ПЕСНИ, ОТ КОТОРЫХ РАСТРЕСКИВАЮТСЯ КАМНИ
Если бы не перебитые, плохо слушающиеся ноги, он бы вырвался со своими друзьями от преследователей. Но ноги подвели — он споткнулся о плиту и на него сразу навалились рассвирепевшие агенты. Никос слышал, как Джекобс звал своих соотечественников на помощь. Потом его оттащили и бросили в кузов грузовика, где он потерял сознание. Никос очнулся уже в полутемном подвале, вокруг была вода, видимо, ее лили на него, чтобы быстрее пришел в себя и начал отвечать на вопросы о радиостанции, о помощниках…