Рассвет после ночи

И замолчала в недоумении, увидев, как помрачнели лица греков, как певицы низко опустили головы. В комнате наступила тишина. Первой ее нарушила Елена:

— На такие слова сразу и не ответишь. Благодарим вас за память и дружбу. Мы тоже не знаем, чья эта короткая, как вздох, песня, но знаем одно, что от имени нашего народа такую музыку могли создать только истинные наследники героев Эллады.

И опять на стол шефа тайной полиции легли газеты, особенно много советских, с отмеченными сообщениями о московском триумфе двух греческих певиц. Пацакис недавно получил подробное донесение своих агентов из Лондона о турне гречанок, об успехе антидиктаторской акции, а тут новое сообщение из Москвы. Откуда взялась эта песня «Греки», о которой так много пишут за границей и уже поют в самой Греции? По стилю очень напоминает Ставридиса. Когда создана эта песня? В прессе коммунистов утверждается, что она совсем новая, стало быть, написана уже после прихода к власти хунты? Но все возможные авторы таких стихов и музыки на островах, откуда не только песню — комариного писка не услышать. Не иначе как греки в эмиграции придумали эту красивую сказку о песне, якобы созданной… под носом у стражи. Такой вывод был весьма удобен для шефа службы безопасности. И все же Пацакис послал на остров, где находился Ставридис, своего заместителя со строгим указанием проверить «творческие возможности» певца.

В день инспекционной поездки Ставридис особенно плохо себя чувствовал, ноги сильно опухли и от малейшего прикосновения нестерпимо болели, но врач распорядился только поместить арестованного в общую камеру. Заместитель шефа тайной полиции не увидел возможности для крамолы при таком жесточайшем надзоре на острове, но все же приказал перевести поэта на другой остров, отдалить его от певца.

Пацакис нашел себе оправдание, и главари хунты, казалось, согласились с его версией. Поздно вечером неожиданно позвонил эмиссар ЦРУ, с которым они встречались на острове накануне переворота. Похожий на жердь янки не досаждал шефу тайной полиции телефонными звонками, не афишировал свое вмешательство в политическую жизнь Греции. Это вполне устраивало Пацакиса, который тоже «играл» в независимого от американцев честного патриота Греции. Но сейчас эмиссар потребовал немедленно встретиться, причем место указал сам и, не дождавшись ответа, положил трубку. Свидание было назначено в Колонаки — районе афинской аристократии. Когда Пацакис вышел из машины, к нему подошли двое — мужчина и женщина, которые, разыграв роль старых знакомых, пригласили в дом на чашку кофе. Опытный Пацакис, войдя в тихий и безлюдный особняк, понял, что выбраться отсюда одному трудно, почти невозможно. Конечно, эти двое его соотечественников держали особняк как место тайных встреч их хозяина-янки, и, конечно же, состояли на службе ЦРУ, и черт его знает, что задумал этот молчун эмиссар, который в самые критические минуты показывает характер.

В просторной комнате, куда они вошли, стоял стол, весь уставленный посудой, вазами с фруктами, какими-то коробками… Женщина — брюнетка, ухоженная и вся будто аккуратно выглаженная, пригласила сесть, а мужчина — лысеющий толстяк в помятом небрежном костюме провел рукой по бутылкам, ожидая ответа гостя. Пацакис не успел сам для себя решить, с кем он имеет дело, как внезапно появился янки, как показалось гостю, еще больше похудевший и очень озабоченный. Эмиссар быстро кивнул, уселся за стол и подождал, пока мужчина и женщина выйдут.

— Шеф службы безопасности, так, господин Пацакис? — начал эмиссар с неожиданного вопроса и опять, не дожидаясь ответа, сам утвердительно кивнув, скрипучим голосом, продолжил: — Какой безопасности, господин Пацакис? О, да, национальной, греческой! Но для нас вы шеф службы безопасности не только Греции!

Эмиссар протянул руку к стоне, нажал на невидимую кнопку, и взору открылась большая карта Средиземноморского бассейна.